Уходя, они неплотно прикрыли за собой дверь. Я ни секунды не
сомневался в том, что они по-прежнему не рассказали мне всего, что знали. Но
ведь и они находились точно в таком же положении. Я хотел раскрыть им свой
секрет – а мое тело посчитало это излишним и недвусмысленно высказалось против.
Меня это в некотором смысле напугало, потому что напомнило о происшествии в
автобусе, когда я возвращался домой. Я никак не мог забыть озабоченного
выражения на лице старика, спросившего, все ли у меня в порядке. Может быть,
сейчас со мной произошло то же самое, может быть, взбунтовалась нервная
система? Следствие зеркального отображения? Но уж очень точно все совпало по
времени с намерением рассказать Рагме о причинах, заставивших меня пройти через
машину Ренниуса…
Мне это совсем не понравилось. Мои знания, приобретенные во
время занятий, посвященных человеку и разнообразным проявлениям его сути,
оказались совершенно бесполезными в данный момент.
Президент Элиот, у нас возникли проблемы.
Глава 10
Когда похожие на провода лианы или щупальца схватили меня за
плечо и бедро и подняли в воздух до положения, из которого я мог, повернув
голову, увидеть массивное туловище, погруженное в лохань, до краев наполненную
какой-то слизью и стоящую посередине комнаты, в тот момент, когда распахнулись
громадные листья мухоловки и моим глазам предстала пурпурная пасть, я подумал,
что большая часть несчастных случаев происходит вследствие беззаботности и
легкомыслия жертвы и в данном случае меня нельзя считать ответственным за то,
что со мной произошло. После того как я покинул больницу, я вел себя, как
образцовый государственный служащий, абсолютно осмотрительный в своих мыслях и
поступках.
Когда страшилище замерло на мгновение, возможно, решая, как
лучше решить проблему избытка алкалоидов, которые оно получит вследствие того,
что я выдыхаю углекислый газ, перед моим мысленным взором пронеслись последние
несколько дней моей жизни. Не более того, поскольку более раннюю часть своей
жизни я совсем недавно уже вспоминал – когда собирался умирать в прошлый раз.
Не знаю, что заставило меня действовать – дурацкое
любопытство или странная улыбка. Доктор Дрейд хотел, чтобы я оставался в
больнице еще некоторое время для дальнейшего обследования, несмотря на prima
facie
[13]
свидетельства того, что грудь у меня совершенно
зажила. Тем не менее я был вынужден его разочаровать и выписался из больницы
примерно часов пять спустя после ухода Надлера и Рагмы. Меня встретил Хал и
отвез домой.
Я отклонил предложение Хала и Мэри пообедать с ними и рано
отправился спать, позвонив сначала Джинни, которая сейчас с нетерпением ждала
возможности начать жизнь сначала – именно с того места, где она как бы
прервалась, когда я еще был студентом. Мы договорились встретиться на следующий
день вечером, и я лег спать – предварительно, впрочем, все-таки нанес короткий
визит на крыши близлежащих домов.
Был ли мой сон беспокойным? Да. Снаружи, конечно же, меня
охраняли – путешествуя по крышам, я заметил двух сонных типов, похожих на
полицейских, которые болтались возле моего дома. А вот внутри… Я перебирал свои
неприятности, не очень успешно пытаясь навести порядок в собственной душе.
Впрочем, к шести часам мне все-таки удалось добиться в этом вопросе
определенного успеха.
Затем прошло еще шесть часов, прежде чем для меня наступило
утро. Мой сон время от времени посещали какие-то мимолетные образы, вспомнить и
распознать которые впоследствии мне не удалось, если не считать улыбки.
Проснувшись, я знал, что должен сделать, и немедленно постарался придумать
достаточно солидное объяснение своему поведению – мне очень не хотелось, чтобы
оно было похоже на проявление очередной маниакальной идеи. Прошло некоторое
время и я решил, что маниакальные идеи тут совершенно ни при чем. Любому было
бы интересно посмотреть на место, где его чуть не убили.
Поэтому я позвонил Халу и попросил у него машину. Оказалось,
что Мэри куда-то на ней уехала. Впрочем, машина Ральфа была на месте, и я
пешком направился к его дому, чтобы ее забрать.
Ясное свежее утро обещало чудесный день. По дороге к морю я
думал о своей новой работе, о Джинни и о той улыбке.
Надлер уверял меня, что моя новая должность переживет
нынешние проблемы, и чем больше я о ней думал, тем более привлекательной она
мне казалась. Если возникает необходимость что-то делать, считайте, что вам
повезло, если вы сможете заняться чем-то интересным, тем, что доставит вам
удовольствие. Где-то происходили события, о которых нам почти ничего не было
известно, – я же получал возможность познать непознаваемое, попытаться
понять, вникнуть в суть экзотических явлений, посмотреть на давно знакомые и
понятные вещи с иной точки зрения.
Неожиданно я сообразил, что меня повергает в восторг эта
перспектива. Я хотел этого. У меня не было никаких иллюзий на предмет того,
почему мне предложили эту работу, но теперь, когда удалось помешать им
захлопнуть перед моим носом дверь, я был исполнен самых решительных намерений
победить все препятствия, которые могут встать на моем пути, и заняться
настоящей работой. В тот момент я подумал, что инопланетная антропология
(полагаю, правильнее было бы назвать эту науку ксенологией) как раз и была тем
делом, к которому я готовился всю жизнь, используя для этого несколько
эклектические подходы.
Я тихонько рассмеялся. Я был возбужден и, представьте себе,
счастлив.
Поскольку я уже немного привык делать все в зеркальном
отображении, вести машину оказалось совсем не трудно. Я останавливался возле
каждого знака, на котором было написано «ПОТС», за городом же движение было
далеко не таким напряженным, и мне стало совсем хорошо. По правде говоря, после
того как я прошел через машину Ренниуса, самой трудноразрешимой оказалась
проблема бритья. Моя травмированная нервная система реагировала на воображаемое
отображение моего отображаемого движения вперед-назад, останавливая руку и
дожидаясь, когда я очищу от грязи электрическую бритву. После того как я
проделывал все необходимые операции, у меня все равно возникали довольно
странные ощущения, но, справившись со всеми случайностями и трудностями, я
постепенно начал чувствовать себя гораздо увереннее и даже ухитрялся достаточно
чисто выбривать лицо.
Сидя за рулем, я корчил зеркалу рожи и думал о единственном
фрагменте ночных видений, который засел в моей памяти. Улыбка. Чья? Я не знал.
Просто улыбка, промелькнувшая в том месте сознания, где вещи начинают
приобретать смысл. Однако она осталась со мной, то появляясь, то исчезая,
словно лампа дневного света, которая собирается перегореть; когда я ехал по
дороге, по которой мы совсем недавно проехали вместе с Халом, я попытался сам
придумать какое-нибудь ассоциативное объяснение этой улыбке, поскольку доктора
Марко под рукой не было.
