– Потрясающе. А как тебе удалось все это узнать?
– Совершенно случайно я его частично активировал. После
этого «камень» забрался внутрь моего тела и сумел уговорить меня включить его
на полную мощность. Что я и сделал. Однако в процессе я практически лишил себя
возможности общаться с ним – наша связь проходила на самом элементарном уровне.
Потом его удалили, и я вернулся в свое нормальное состояние. Тем не менее он
продолжает функционировать, и телепаты-аналитики могут с ним общаться. Сейчас
Галактический Совет и ООН хотели бы, чтобы «камень» заработал снова. Было
предложено оставить его одним из специальных объектов в цепочке кула,
обеспечивая каждый мир, который он посетит, подробным отчетом о его социальных
условиях. Путешествуя меж звезд на протяжении многих лет, он сможет существенно
расширить базу своих данных. Кроме того, Спейкус обеспечит Совет сведениями о
целых секторах цивилизованной Галактики. Это живой процессор, с определенными
телепатическими способностями – за несколько веков своей жизни он накопил массу
самой разнообразной информации, так что он дал мне совет по поводу одной из
статей Галактического Кодекса и знал, как действует машина Ренниуса. Спейкус
обладает уникальной комбинацией объективности и способности к сопереживанию,
благодаря этому его доклады могут представлять более чем обычный интерес.
– Кажется, я начинаю понимать, – сказал профессор
Добсон.
– Да. Такое впечатление, что Спейкус ко мне привязался
и хочет, чтобы я стал его «хозяином».
– Потрясающие возможности.
– Вот именно. Однако если я отклоню это предложение, я
все равно смогу заняться изучением всех этих проблем на Земле в качестве
специалиста по инопланетной культуре.
– А зачем на это соглашаться, если можно получить ту
работу?
– Я подумал о мелких шажках, а потом об ускорении.
Совсем недавно мы были там, и вот мы уже здесь. А все что между – немного
нереально: интервал между вершинами башен, на которые нам удалось взобраться.
Здесь, наверху, куда я смотрел вниз и оглянулся назад, я впервые заметил, что
вершины моих башен приблизились друг к другу. Скорость течения времени заметно
увеличилась. Все, что находится там, внизу и между, впадает в отчаяние,
становится абсурдным. Вы сказали, что когда мне наконец придут в голову такие
мысли, я должен вспомнить бренди.
– Говорил. Вот, держи.
Я выбросил сигарету.
– Если бы расстояния не были такими большими, ты мог бы
плюнуть в лицо Времени, – заметил профессор, когда я вернул ему
бутылку. – Да, я все это говорил, и тогда это было правдой. Для меня.
– Ну и где мы в результате оказались? – спросил
я. – На вершине шпиля, куда было особенно трудно забраться и где, как мы
прекрасно знаем, уже давно сидят другие. Они считают нас развивающимся миром –
примитивным, варварским. Скорее всего, они правы. Нужно смотреть правде в
глаза. Не мы первые забрались на вершину. Если я соглашусь на эту работу, роль
дисплея в большей степени буду играть я, а не Спейкус.
– Говоря статистически, – заметил
профессор, – весьма маловероятно, что мы окажемся среди первых, так же,
как и среди последних. Во все, что говорил в тот момент, я верил, кое-чему я
верю и сейчас. Однако обрати внимание: когда я беседовал с тобой, моя карьера
была завершена, твоя же только начинается, в тот момент меня занимал тот факт,
что мое время подошло к концу. Но с тех пор в моей голове поселились новые
мысли. Например, я не раз обдумывал высказывание профессора Кюна о структуре
научных революций – возникает мощная новая идея, традиционные схемы мышления
рушатся, и строительство начинается с нуля. Маленькие шажки, один за другим.
Проходит время, и все снова кажется аккуратным и разумным, если не считать
нескольких лишних, никуда не укладывающихся кусочков. Тогда кто-то другой
швыряет очередной кирпич в окно. Так было всегда, а в последние годы кирпичи
стали падать чаще и чаще. Не оставляя времени на то, чтобы навести порядок.
Когда же мы встретились с инопланетянами, прибыл целый грузовик таких кирпичей.
Вполне естественно, наш интеллект начал спотыкаться. Однако кем бы мы ни были,
между ними и нами существуют немалые различия. Естественно. Нельзя сыскать двух
одинаковых людей или два неотличимых друг от друга народа. Даже если нет иных
причин, кроме этой, я не сомневаюсь, что мы внесем свой вклад. Мы обязаны
пережить град падающих на наши головы кирпичей – ведь остальные, теперь это
становится очевидно, пережили. Если же мы не справимся, тогда наша раса не
заслуживает того, чтобы занять место рядом с ними. В моем желании быть лучшим и
первым не было ничего дурного, разве что порочно само желание оставаться в
одиночестве. Ученые, занимающиеся антропологией, постоянно говорят о
релятивизме культуры, каждая ступень эволюции автоматически вызывает у них
чувство превосходства по отношению к тому народу, степень развития которого они
оценивают, – а они оценивают всех. Теперь наступил момент, когда нас, в
том числе и антропологов, будет оценивать само время. Похоже, тебя это задело
даже сильнее, чем ты сам готов признать, причем в самой любимой тобой сфере
мышления. На это я могу сказать лишь одно: приободрись и постарайся извлечь для
себя что-нибудь полезное. Смирение, например. Мы стоим на пороге возрождения,
если я правильно понимаю происходящее. Обязательно наступит день, когда кирпичи
перестанут валиться на нас, и Время приостановит свой бег, и тогда мы сможем,
наконец, навести порядок в своем доме. И снова ощутим самодостаточность. А
когда этот день придет для тебя, с кем ты будешь?
Он немного помолчал.
– Ты пришел просить у меня совета, – продолжил
Добсон, – а я рассказал тебе даже больше, чем ты хотел. Во всем виновата
хорошая компания и превосходная выпивка. Поэтому я пью сейчас за тебя и за
время, которое так сильно меня изменило. Продолжай восхождение. Вот и все. Продолжай
восхождение, а потом постарайся забраться еще немножко выше.
Я взял у него бутылку, сделал глоток и посмотрел на здание,
расположенное на противоположной стороне улицы.
– Почему мы следим за часами? – спросил я.
– Ждем, когда пробьет полночь. Это должно произойти с
минуту на минуту.
– Ответ кажется мне слишком очевидным, хотя и данным
очень уж к месту.
Профессор усмехнулся.
– Не я писал этот сценарий, – сказал он. – К
тому же все мои ответы давно кончились, Фред. Я просто хочу насладиться
спектаклем. Есть вещи, которые интересны сами по себе.
– Верно. Извините. И спасибо вам.
– А вот и они!
