— Господин инструктор… — замялся стажер.
— Не строй мне тут пастушка на первом причастии. Медальону нее на груди?
— Так точно! — выпалил сэр Жант.
— Ладно, считай, что вместо трех суток ареста отделался нарядами на службу. А служба твоя будет, как поется у нас, «и опасна и трудна». Отправляйся, друг ситный, к Жене испрашивать прощения. Не хватало мне амурных дрязг в нашей маленькой, но гордой нурсийской колонии особого режима. — Лис задумался. — Странное дело выходит: ты, невзирая на совершеннейший защитный доспех, до сих пор кряхтишь при ходьбе, а у Бруни — никаких следов, зато в голове — одна, но пламенная страсть.
— А что, если тут какое-нибудь колдовство? — неуверенно предположил Карел.
— Насчет колдовства уточним у Бастиана. Может, у него в Сорбонне в какой-нибудь «Наковальне магов» об этом шо-то говорилось. Но тут вот какая имеется закавыка: главный подозреваемый утром рассказал, шо абары чрезвычайно быстро восстанавливаются после ранений. А если у твоей новой пассии открылись те же способности? Тогда не исключено, что провоцирует их появление как раз эта бижутерия. Я не исключаю, шо и накатило на тебя из-за нее же.
— Разве такое бывает?
— Вот ты дикий, точно прерия. Ты сам говоришь, «накатило». Остается все это как-то осмыслить.
В тему могу еще одно соображение кинуть: ночной грабитель с таким амулетом носился, как наскипидаренная рысь, прыгал со стены на крутой склон, шо Джеки Чан в молодые годы. А потом вдруг ни с того ни с сего взял и помер. Я было подумал, вдруг в самих церковных сводах какое-то защитное излучение? Так сказать, материализация святости в борьбе с отъявленными грешниками, сверхтайные знания будущих тамплиеров. А если все по-другому?
Смотри. Дагоберт обмолвился, шо в той побрякушке какая-то нездешняя сила. Хрен его знает, шо он под этим подразумевает. Но химера с таким портативным усилителем гарцевала, шо пьяный лось на Хеллоуин. При этом хрень, которую я выбил из пасти чудовища, покрупнее, чем амулет Брунгильды, и тот, шо у меня. Должно быть, перекачка жизненной энергии идет от меньшего к большему…
Химера из бедолаги-грабителя все, что имелось, выпила залпом. Все же каменная глыба, ей этой порции — на один чих. Оттого и не особо буйствовала, когда ты ее рубил. Но если мелкие амулеты работают сами по себе, они способны подпитываться от любого источника, который обнаружится поблизости. Уж не знаю, каким образом это связано с абарами и связано ли. Но если да… — Сергей на мгновение задумался. — Бастиан, ты все еще в кардинальской резиденции?
— Да. Пытаюсь разузнать, откуда появился наш подозреваемый. Вряд ли он прямо с улицы постучал к римскому понтифику. Вероятно, кто-то его представил.
— Разумно. Теперь прервись на время. Надо проверить, имеется ли амулет с желтым камнем у беженца.
— Простите, но каким образом? — отозвался менестрель.
— Лучше всего дубовым. Бьешь этим образом по макушке и проверяешь. Не задавай глупых вопросов, ищи способы. Если в результате ты будешь жив и здоров, а задание выполнено, остальное меня волнует по остаточному принципу.
А тебя, о коварный принц-обольститель, — Сергей вновь переключился на Карела, — ожидает сеанс, возможно, опасного, и не факт, что эффективного лечения. Будем на тебя вешать медальон в целях познания научной истины.
— Яне хочу, вы же сами еще не знаете, что получится!
— А иначе шо это будет за эксперимент? Но обещаю: шо получится, ты узнаешь первым. И мы тобой будем гордиться. Если шо, постараемся тебя спасти. Возможно, Женя даже простит тебя по такому случаю и станет делать искусственное дыхание. Как учил Гиппократ и завещал Эскулап.
— Никогда! — возмутилась Женя.
— Вот видишь, подорвал ты веру в себя у лучшей части нашего инородного человечества. Но у тебя все еще есть шанс искупить вину, так шо морально готовься. Бастиан, а ты на всякий случай повтори девяностый псалом, если этот доморощенный Казанова решит сбежать от нас в мир иной.
Мустафа остановился и указал на заросшую плющом дверь в высокой каменной ограде.
— Вот тут, — он толкнул калитку, пропуская гостя. Лис смерил молчаливого силача изучающим взглядом. Тот внимательно осматривал улицу, заборы, жавшиеся кое-где деревья — нет ли затаившегося разбойника или соглядатая.
— Ну-ну. — Сергей подивился неожиданной конспирации и шагнул в приоткрытую дверь. За оградой простирался сад, по усыпанной речной галькой дорожке прогуливался мастер Элигий.
— Господин Рейнар! Господин Рейнар, — он бросился к гостю, будто томился в разлуке по меньшей мере вечность. — Я так рад, что вы пришли!
— И наше вам глубочайшее почтение, — все еще опасаясь подвоха, ответил Лис. — Ваша память внезапно улучшилась? Или вы просто скучали в разлуке со мной?
— Я хотел рассказать о камне, — голос ювелира опустился почти до шепота. — Простите, что не сделал этого сразу, не хотел говорить при господине майордоме.
— Не доверяете, стало быть?
— А вы доверяете? — мастер Элигий пожал плечами. — Всякому, кто пребывает в здравом уме, ясно, что Пипин Геристальский желает править сам, и юный кесарь ему — точно кость в горле.
— И много таких всяких? — уточнил Лис.
— Вы, я — разве этого мало? Но давайте я расскажу о камне.
Иногда его путают с желтым топазом, но это вовсе не он. У этого камня совсем иная природа, если вообще можно именовать сие творение природы камнем. Поглядите на его свечение: если имя «топаз» в переводе с персидского означает «теплый», то этот камень воистину может называться «горячим» или даже «пылающим».
Но великий Ас-Сабр, именуемый также Ашубар — сияющая звезда Востока, научивший ювелиров гранить камни, сохраняя и приумножая их свет, — называет это сокровище иначе: Киин-Абар, то есть «кровь дракона».
— Занятно, занятно… Абар, значит. Драконий народ… Какое ж должно быть сердце, чтоб толкать по жилам подобную кровь?!
— Согласно преданию, эти камни находили глубоко в пещерах, в настоящих лабиринтах, отчего они ценились еще дороже. Говорят, что они — окаменевшая кровь убитого дракона. Когда их находят под землей, они имеют ярко-голубой цвет. Потом, едва их выносят на поверхность, тут же становятся глубокого алого цвета и уже тогда светятся алмазным блеском. В это время они очень ядовиты, и тот, кто добыл Киин-Абар, долго не живет. Лишь со временем эта окаменевшая кровь становится такой ярко-солнечной.
На этой стадии Ас-Сабр именует ее «Корнями огня» и пишет, что сей редкий минерал придает силы, излечивает от ран, делает клинок, украшенный им, «сильным, как сто мечей». Но со временем такой камень стареет и умирает, превращаясь в никчемный булыжник, а тот, кто носит его, питает камень своей жизнью, как мать новорожденное дитя.
