— Этот, похоже, ничего не боится, — с грустью признала благородная дама Ойген. — Но опасность чует, словно кошка землетрясение.
— Согласен, — вздохнул Лис. — А ты тоже не стой фонарем. Ты у нас психолог или где? Я сколько раз говорил — растормоши его.
— Легко сказать, растормоши. Он точно машина какая-то. Даже на тебя моя красота действует.
— Так, Женя, давай без подземных переходов на личности.
— Можешь не говорить, я знаю. А этот словно и не видит.
— Ладно, продолжаем охоту, — завершил Лис сеанс связи. — Карел к нам утром присоединится.
Когда герцог Нурсии чуть свет вскочил в седло, взялся за уздечку и собрался было дать шпоры коню, почти у самого уха раздалась громкая команда:
— Лошадь благородной дамы Брунгильды!
Сэр Жант вздрогнул, мотнул головой, стряхивая повисшие на ресницах клочья оборванного сна, и затравленно оглянулся. Сомнений не было: сестра майордома с лицом суровым, почти грозным, в походном облачении стояла на крыльце, ожидая, пока конюший подведет привезенную для нее из мавританских земель белую андалузскую кобылку. Позади нее, отчаянно пряча смущение на бородатой физиономии, возвышался Фрейднур.
— Коня барона Фрейднура сына Зигмунда… — продолжал все тот же дежурный голос.
— Ты удивлен? — перехватив взгляд нурсийца, участливо спросила девушка.
— Не ожидал встретить в такую рань.
— Напрасно. Ты хотел ехать без меня? Не выйдет!
— Я должен отыскать…
— Знаю! — Брунгильда взобралась на свою лошадку. — Брат сказал мне. А он, — девушка кивнула на северного воителя, — указал время. Мы отправляемся вместе.
— Вот еще! — возмутился нурсиец.
— Желаешь ты этого или нет, я еду с тобой. Ойген — моя лучшая подруга, и хотя я, несомненно, виновата перед ней, но если здраво рассудить, это твоя вина!
— Моя?! — брови доблестного воителя полезли на лоб. Он собрался возмутиться и даже привстал в стременах, но в голове раздалось недовольное:
— Ау, красавец-мужчина, сердцеед-вегетарианец, хватит блымать очами и разводить тут Санта-Барбару!
— Да я что? Я же уже ехать, а тут Брунгильда.
— Удовлетвори женщину. Пусть готовит праздничный ужин к твоему возвращению.
— Как же, она приготовит. У нее характер почти такой же, как у гарпии, только выглядит чуть симпатичнее. Если чего себе в голову вбила, хоть кол теши — не выбьешь.
— Ты что же, думаешь, от меня пользы не будет? Да чтоб ты знал, без меня ни тебе и ни кому другому с абарами не справиться.
— Это еще почему? — высокомерно усмехнулся Карел.
— Потому что я знаю, кто они. И о хаммари знаю, об их родине. А она, чтоб ты ведал, не этого мира. — Брунгильда дернула уздечку. Ее смирная лошадка, должно быть, чувствуя настроение хозяйки, взвилась на дыбы.
— Стоп, Карел! Нарисуй-ка на своей удивленной физиономии благожелательную улыбку. Похоже, твоя подруга и впрямь в теме. Если правда то, что ты говоришь о ее характере, возможно, у них с гарпией было какое-то единое энергоинформационное поле. И шо-то с тамошнего урожая осталось в закромах ее памяти. Ядрен-батон, Камдила нет, он бы растолковал, что к чему.
— А что скажет твой брат? Он же не отпустит тебя, — хватаясь, как утопающий за соломинку, предположил сэр Жант.
Губы Брунгильды сложились в презрительную гримасу.
— Для моего дорогого братца я лишь обуза. Он был бы рад выдать меня замуж, но после того, что произошло вчера… — она метнула на герцога изучающий взгляд. — Ладно, к чему слова? Мы зря теряем время.
— Так что же, тащить ее с собой? — взмолился Карел. — Может, есть какие-нибудь другие варианты?
— Не тащить, мой храбрый Железный Дровосек, а сопровождать, бережно и аккуратно. Ибо с этой минуты она не только прекрасная дама, но и натуральный гейзер ценной информации. Поэтому обращайся с ней нежно и ласково, но все же не увлекайся. — Лис помедлил. — Хотя, прямо говоря, такой раскладец меня совсем не радует.
Ехали всю ночь. К рассвету Женя едва держалась в седле, глаза смыкались сами собой. Но каждый раз, когда голова сонно клонилась на грудь, резкий оклик одергивал ее, выводя из оцепенения.
— Проснись, до полудня идем без остановок.
— Я больше не могу, — пробормотала Евгения, и тут же острие клинка ткнулось в ее бок.
— Можешь.
Женечка глубоко вздохнула, стараясь отстраниться. Близость холодной стали умела открывать в человеке новые силы.
Они поднялись на холм, и в тот миг, когда уже собирались спускаться, абарец резко осадил коня.
— Назад!
Посреди расстилавшейся внизу равнины, развернувшись цепью, двигались всадники.
— Я сказал — назад! — хватая под уздцы коня замешкавшейся пленницы, по-волчьи зарычал чужак.
— Постой! — взмолилась девушка.
— Что еще за «постой»! Галоп! Только попробуй отстать!
— Постой! — голос Женечки зазвенел, точно колокольчик, призывающий шумящий зал к тишине. — Кони устали, так нам не уйти. Я обещала, что проведу тебя через облаву. Доверься мне, и будешь в полной безопасности.
Абарец смерил ее недобрым взглядом.
— Будь по-твоему. Но одно твое неверное движение…
— Я знаю.
Стреноженные кони паслись на лугу у подножия холма. Благородная дама мирно дремала на расстеленном в траве багровом плаще. Суровый воин сидел около нее, охраняя сон, и, чтобы скоротать время, чиркал точильным камнем по и без того отточенному лезвию скрамасакса.
— Кто это? — подъезжая к занятому делом воину, спросил командир всадников облавы.
— Благородная дама Ойген, — не поднимая глаз от блистающей стали, произнес воин.
Едва услышав свое имя, девушка открыла глаза и, смерив недоуменным взглядом всадников, поинтересовалась:
— Он с вами?
— Кто? — с недоумением спросил один из подъехавших.
— Мой жених, сэр Жант. Кто же еще?
— Нет, — покачал головой старший воин. — Когда мы выезжали из Парижа, он оставался подле кесаря.
Благородная дама Ойген резко вскочила на ноги.
— Ах так?! Значит, он в Париже?! Так вот, немедленно поезжайте в столицу и передайте герцогу Нурсийскому, что до полудня я жду его здесь. Если он не появится, может считать нашу помолвку расторгнутой и более не искать меня! — Она уперла руки в бока. — Ну что застыли? Давайте, давайте, быстрее!
— Ты хитра, как змея, — глядя вслед удаляющимся всадникам, проговорил абарец.
