— Я — да, я, это — да, — закивал норманн.
Глаза девушки восторженно распахнулись, губы удивленно приоткрылись, щеки расцвели нежным румянцем.
— Какой ты милый, — проворковала она. — Ты меня защищаешь? Прости, что плохо думала о тебе. Ты такой… — она подняла глаза к солнцу, которое тут же стыдливо укрылось за облаком. — Ты самый лучший!
— Нам нужно очень спешить, — выдавил Карел, поворачивая коня.
А на канале закрытой связи неслось:
— Господин инструктор, это не подействовало. Ну чего она ко мне прицепилась? Я же никогда ничего такого. А она — вот.
— Знаешь шо, мой немерено дорогой Железный Дровосек, есть у меня одна антинаучная мысль, нелепая, как заметки Эвклида на трудах Лобачевского. Но пока мне видится буквально следующее. — Сергей выдержал паузу. — Ты только ноги покрепче в стремена засунь, не выпади из седла.
— Что, все так плохо?
— Если тебя утешит: все плохо, но, возможно, не так. Короче, этой милой барышне ты достался в наследство.
— То есть как это?
— Я в средневековом юридическом крючкотворстве не специалист, но думаю, как движимое имущество. Уж не знаю, чем ты глянулся небезызвестной тебе гарпии, но, видимо, ее энергоинформационный обмен с реальной сестрой Пипина происходил на более глубоком уровне, чем мы предполагали. Поэтому твоей пылкой фанатке отчасти передались специфические качества гарпии. В частности, ее почти гастрономический интерес к тебе.
— Почему еще гастрономический? — возмутился сэр Жант.
— Ну, — Лис замялся, подыскивая слова, — пока нас не слышат девушки… она хотела, чтобы ты был внутри нее либо в качестве мужчины, либо в качестве отбивной. Можешь утешиться: нынешняя Брунгильда на второй вариант не претендует. Во всяком случае, пока.
— Спасибо, успокоили, — тяжело вздохнул богемец.
— Ладно, не падай духом, у этой ситуации есть и положительная сторона: судя по речам Брунгильды, каким-то образом ей передались и определенные знания гарпии, может, ее воспоминания — хрен поймешь. А посему, мой юный друг, радуйся, что вас сопровождает Фрейднур и это мешает наследнице заявить на тебя суверенные права первого типа на ближайшей тенистой полянке. Давай лучше поторопись, пора уже нам воссоединиться с нашей милосердной сестрой, ибо, судя по характеру ранений пациента, ей сейчас понадобятся медбратья… или санитары со смирительной кольчужкой — как уж карта ляжет.
Следопыт появился из-за куста бесшумно, точно сгустившийся ночной туман. Он часто охотился ночью и прекрасно видел в темноте. Ну, может, самую малость не так, как ясным днем. Враг лежал на земле поверженный и лишь стонал. Его женщина, наскоро перевязав ему раны, куда-то убежала. Возможно, и не куда-то, а просто убежала — зачем ей кусок полуживого мяса?
В какой-то момент он даже пожалел ее: несладко одной в чужой, незнакомой земле. Впрочем, женщина ему была не нужна. Он должен добыть лишь голову большого зверя. За нее мастер Элигий даст хорошие деньги! Следопыт довольно улыбнулся: если бы пустолайки не кичились силой, а потрудились услышать его слова, может, до сих пор были бы живы. А так вознаграждение достанется ему одному — еще лучше. Золото сейчас нужно, очень нужно. Иначе разве оставил бы он родные леса, разве пошел бы в услужение?
Совсем недавно бургунды напали на его селение, увели в плен жителей. Тогда, на беду, охотник был в лесу. Когда вернулся — нашел лишь остывающее пепелище да воющих у развалин собак. Проследить, куда увели полон, не составило труда, однако отбить его у сотни воинов было невозможно. А чтобы выкупить — нужны были монеты, и немало.
И вот его золото лежало на обрывистом берегу и хрипело, ежеминутно теряя кровь, струящуюся из многих ран. Вот сейчас — один удар копьем большому зверю в сердце — и все будет кончено. Пожалуй, большой зверь и сам бы сказал ему спасибо за избавление от страданий, если бы мог. Он поглядел на поверженного врага — сильный, очень сильный зверь. Так по виду, может, и не скажешь, но охотник хорошо умел различать, где видимость, а где истина. На какой-то миг ему даже стало жаль убивать большого зверя. Он отогнал это глупое чувство и размахнулся, чтобы привычным ударом вогнать острие между ребер, в одно движение оборвать жизнь, не продлевая бесполезных мучений.
— Стой! — раздалось неподалеку. Женщина большого зверя мчалась со всех ног, потрясая объемистым пучком травы.
— Колдовство, — поморщился охотник и вновь повернулся к жертве. Конечно, женщина не была ему помехой, однако убивать большого зверя прямо у нее на глазах было против обычаев и правил. Но с другой стороны, какие уж тут правила, когда речь идет о выкупе! Он чуть помедлил, вновь намечая место для удара.
— Стой! — женщина в три прыжка оказалась рядом и с силой дернула следопыта за плечо. Он, не оглядываясь, попытался оттолкнуть спятившую от горя самку, но тут удар, резкий и чрезвычайно болезненный, ожег ему лицо. Охотник яростно зарычал, оборачиваясь. Глаз открыть он не мог, щеки и лоб горели, будто ошпаренные кипятком. Но чтобы обнаружить новую жертву, глаза были не нужны.
Он быстро вытянул к ней руку, пытаясь схватить. Но женщина вдруг впилась в нее тонкими, но крепкими пальцами и потянула на себя, затем по дуге вниз, быстро, словно в странном танце. Охотник попытался вырваться. Женщина ему не мешала, она даже помогла, опередив его намерение, да так ловко, что зверолов, сам не поняв, что стряслось, вдруг опрокинулся на спину. Благородная дама тут же оказалась верхом у него на груди. Он выставил перед собой древко копья, отгораживаясь от той, кого еще мгновение назад считал беззащитной жертвой.
«Нельзя, нельзя убивать мужчину перед его женщиной», — мелькнуло у него в голове. Спутница большого зверя схватилась за древко, пытаясь вырвать его из рук охотника. Это было ее ошибкой, охотник почувствовал радость. Он резко упер в землю наконечник копья и повернулся, опрокидывая противницу. Свалил наземь, вскочил, уцепился за копье… «Вжик!» — длинная, в ярд, стрела вонзилась в древко лишь на самую малость выше его пальца.
— Приятель! — раздалось за спиной. — Палку-то брось, а то, неровен час, в затылок стрелу всажу!
Охотник чуть не взвыл от досады. Вожделенное золото ускользало, как вода меж пальцев. Как же он не учуял близкого врага? Увлекся схваткой, утратил осторожность. Но что теперь? Следопыт вздохнул: теперь он сам добыча.
— Поворачивайся! — вновь скомандовал насмешливый, но очень жесткий, не допускающий возражений голос. — Только, ради бога, без резких движений.
Элигий потирал руки. Вот, значит, как! Прекрасно, прекрасно! Остерегаться слов, а не дел! Вполне доходчиво: Пипин намеревается убить кесаря в грядущем походе, а спихнуть все на врагов-абаров и таким путем захватить, наконец, трон! Что же еще это может значить?!
В голове мелькнула шальная мысль: «Может, помочь ему? Ведь если Пипин станет кесарем, ему тоже понадобится майордом! — Золотых дел мастер мотнул головой. — Понадобится, но уж точно он найдет такого среди прихлебал, кого-нибудь сильного, знатного и не слишком умного. Нет, держаться надо Дагоберта, только с ним можно подняться… Хочет убить. Но как он будет убивать? Вряд ли посреди войска, там сразу найдутся те, кто станет на защиту государя. Да что там, станут на защиту — попросту захотят полакомиться от имений и богатств опального майордома».
