— Это у кого ж такие лапы громадные? — поинтересовался Литисай, насмешливо обозревая войлочные чудовища. — Вроде троллей в отряде нет…
— У повара. Он родом с Джилиниди, это почти Уртхавен. У них на острове такие башмаки зовут «тюленями». Повар другой обувки не признает, так я у него запасную пару отобрал.
— «Тюлени»? — поднял бровь дарнигар. — Ну да, иначе и не назовешь. Впрочем, перед кем мне красоваться-то…
* * *
«Тюлени» оказались не только большими, но и отменно мягкими. Ходьба почти не причиняла боли, и дарнигар решил подняться на третий ярус.
Да-да, на третий! Хоть и невелика была крепостца, а все-таки в центре ее гордо высился шаутей — «последняя надежда» — башня, которая должна была стать оплотом для остатка гарнизона, если бы враги ворвались в крепость.
Шаутей был хоть и бревенчатый, но трехъярусный и просторный. На втором ярусе жил Литисай, рядом была комната Румры, а по соседству пустующие ныне покои Хранителя и его супруги. А третий ярус пустовал целиком. Румра и Литисай еще в первые дни в крепости, когда обживались в шаутее, решили, что там будут жить гости, каких не отправишь ночевать в солдатский барак. Не бродячая шушера, а уважаемые господа.
По словам лекаря, устройством приезжих занималась сама Румра, а значит, гости были вот именно уважаемые.
Нет, Литисай не собирался знакомиться с приезжими господами в таком виде: домашняя старая рубаха, «тюлени» на ногах… Он всего-навсего хотел проверить, приколотили ли плотники перила к лестнице на третий ярус.
Плотники не подвели. Перила были на месте и радовали глаз своей явной прочностью.
Внешней красоте дарнигар не поверил. Прошелся до самого верха, проверяя, не отдираются ли перила. Перила стояли насмерть, как хороший гарнизон.
Уже на верхней ступеньке Литисай услышал мелодичные звуки. Заинтересовавшись, подошел к ближней двери.
За дверью кто-то насвистывал «Портовую девчонку» — фривольную песенку, которую осенью распевал весь Джангаш.
Дарнигар без удовольствия представил себе столичного франта. Такого же знатного, как и сам Литисай, и годами, наверное, не старше — но преисполненного самомнения и поглядывающего сверху вниз на обитателей мелкой захолустной крепостцы.
Тысячу раз прав Литисай, что не захотел показываться гостю в таком затрапезном обличье!
Надо сейчас же уйти — потом увидимся, за трапезой…
И тут (видимо, из-за снадобья, которое недавно лекарь с уговорами влил Литисаю в рот) резко закружилась голова. Чтобы не упасть, молодой человек вынужден был опереться плечом о дверь.
Предательница-дверь тут же отворилась внутрь. Да не тихонько, а с заметным таким скрипом: мол, смотрите, кто к нам пришел!
И глазам бедняги дарнигара предстала девушка в мужской дорожной одежде.
Она стояла спиной к Литисаю, роясь в лежащем на кровати кожаном мешке. По коричневому сукну куртки рассыпались медно-рыжие волосы.
Заслышав скрип двери, она оборвала свист и спросила раздраженно:
— Явилась? И ста лет не прошло! Я…
Фраза осталась недосказанной: девушка оглянулась и увидела незнакомца.
Не испугалась. Не завизжала. Глянула недовольно, но твердо и прямо: дескать, что еще за явление?
А у Литисая разом прошло головокружение, так он был потрясен.
Он налетел — сердцем — как на меч, на тот самый лазурно-зеленоватый взгляд, что с прошлого лета приходил в его сны.
* * *
Мостик был невзрачный, деревянный, с невысокими перильцами — но река под ним текла из тех, что шутить не любят. Нурзарна, приток Тагизарны, нрав имела подлый, изобиловала омутами и холодными ключами, и мало находилось желающих купаться в ее быстрых, сильных струях.
Поэтому у Литисая оборвалось сердце, когда он увидел метнувшуюся через перила фигурку…
Сперва-то он и внимания толком не обратил на рыжеволосую девицу, стоявшую на мостике в окружении стайки уличных мальчишек. Скользнул глазами и подумал мельком: мол, ребятня не зря тут крутится. Одни барышню разговорами отвлекают, а другие, надо полагать, кошелек с пояса срезают… кстати, а что делает приличного вида барышня на Светлячковых Выселках? Конечно, это не мерзкие трущобы, о которых Литисай знал лишь понаслышке (и не жалел об этом), но все же не место для дамских увеселительных прогулок, да еще в одиночку.
Подумал — и выбросил эту мысль из головы. И без того было о чем поразмыслить: о вчерашней пирушке в «Гнезде аиста», которую устроил знакомый десятник стражи. И о странной истории про старинный пергамент, которую десятник рассказал спьяну.
«Приют филина! — ухмыльнулся про себя Литисай. — Лисий ошейник!»
И почти прошел мимо мостика. Уже краем глаза увидел, как брызнула во все стороны ребятня, а барышня вдруг легла грудью на перила, с мужской ловкостью перебросила через перила ноги и кинулась вниз.
В Роду Хасчар не водилось тупых идиотов, которые от потрясения застывают на месте и хлопают глазами. Удивлялся Литисай уже на бегу.
Простучал каблуками по доскам мостика, перегнулся через перила… Хвала Безликим, она держалась! Юбка пузырем по воде, рыжие волосы — как диковинный цветок. Но любоваться Литисай не стал. Перемахнул через перила — и вниз!
В несколько мощных гребков добрался до девушки, которая неплохо держалась на воде, хотя гребла почему-то одной рукой. До берега было недалеко, но сильное течение утащило обоих от моста. Литисай помог девушке выбраться на прибрежные валуны — и только тогда понял, что левой рукой она прижимает к себе щенка. Лопоухого такого щенка, невнятной породы, мокрого, дрожащего и насмерть перепуганного.
— Я бы его сама вытащила! — заявила девушка, гордо вскинув остренький подбородок. — Но все равно спасибо, господин мой.
А потом оба сохли, стоя на нагретых солнцем валунах, — не идти же мокрыми по городу! Девушка сбросила туфельки, вылила из них воду. Литисай деликатно отвернулся, отжимая рукава рубахи.
Девушка не назвала своего имени (что Литисая не удивило — но сам он представился по всей форме). Зато рассказала, как очутилась в этих краях. Оказывается, утром она увидела в окно большой — в четыре фургона! — бродячий цирк, с музыкой проезжавший по улице. Загорелась, кинулась к отцу: хочу посмотреть! И получила отказ: неподходящее зрелище для барышни. Возможно, несколько дней капризов и уговоров заставили бы отца отступить, как не раз бывало. Но на представление хотелось именно сегодня, и начиналось оно, как кричал размалеванный зазывала, в полдень. А потому решительная дочь непослушного отца сбежала из дому черным ходом, прихватив кошелек с мелочью.
И заблудилась в городе, где прожила несколько лет, но знала только соседние улицы.
Как очутилась у этой речушки — толком не помнит. Здесь, на мостике, и встретила гадких, злых мальчишек, которые пришли сюда, чтобы утопить щенка.
