Нашел. Подобрал большой камень, кинул его в яму. Тварь обернулась к упавшему камню — и тут же силуранец покатился вниз по склону.
Толпа заорала в десятки глоток. Шум привел Жабу в бешенство, она запрыгала на сильных задних лапах, запрокинула голову и взревела, перекрывая человеческие голоса. Почему-то она не замечала того, кто уже очутился на дне ямы и ловко вскочил на ноги.
Но и человек повел себя не менее странно. Вместо того чтобы кинуться к мечу, он, безоружный, помчался к чудовищу и очутился у его левого бока. Пригнулся, почти прижимаясь к серо-зеленой шкуре, и замер.
Тварь завертела плоской башкой на длинной шее, снова взревела и принялась медленно поворачиваться, держа передние лапы перед грудью и колотя хвостом по песку. Человек, словно прилипнув к боку хищника, шаг в шаг двигался за ним.
Зрители притихли, пытаясь понять, что означают эти танцы. А силуранец, следуя за движениями врага, оказался почти возле меча. Осторожно нагнулся, подобрал оружие…
И тут его движения стали стремительными. Он вскочил на хвост Жабы, подтянулся левой рукой на пластине спинного гребня и, дотянувшись до клыкастой башки, вонзил в правую глазницу клинок.
Рев чудовища перешел в хриплый вой. Передние лапы вскинулись, потянулись назад… одна нашла врага, вскользь ударила когтями по человеческому лицу. Силуранец сорвался со спины Жабы, упал на песок, прижал обе ладони к лицу. Рядом осела груда плоти, обтянутая серо-зеленой шкурой. Хвост еще несколько раз дернулся — и замер.
Привязанный к телеге раб не видел, как всей толпой вытаскивали из ямы победителя-силуранца. Он пребывал в странном состоянии: ему слышался некий голос, и он знал, что это глас одного из богов. Бог говорил что-то невероятно важное, надо было бережно принять каждое слово — но слова были неуловимы. Они звучали — и тут же исчезали, испарялись, словно капли воды на раскаленном песке пустыни.
Наваждение сгинуло, когда подошел Тарих-дэр, отвязал раба и дал ему тумака:
— Ступай, помоги новому хозяину!
У кого-то нашлась фляга с водой. Раб осторожно промывал распаханное когтями лицо силуранца. А тот от возбуждения не мог молчать и, морщась от боли, объяснял обступившим его зевакам:
— Да она же почти слепая была, эта Клыкастая Жаба, я это сразу приметил. Пока вы ставки делали, я камешки в яму бросал… Правый глаз немного видел, а левый — совсем никак… Она на звук дергалась…
И сплевывал на землю кровавую слюну…
А потом, на постоялом дворе, наррабанец всю ночь менял на лице своего нового господина тряпки, намоченные целебным травяным отваром.
Наутро хозяин, пугая прохожих своей располосованной физиономией, пошел вместе с наррабанцем в храм и, с трудом шевеля безобразно распухшими губами, потребовал, чтобы жрецы заверили вольную, которую он, Хашарнес Бычий Загон из Семейства Ульпрат, дает вот этому своему рабу.
Потрясенному наррабанцу он объяснил свой поступок коротко и ясно:
— Дурь на меня накатила. Вали к себе домой.
А на вольноотпущенника снизошло озарение: он понял, что говорил ему бог там, на краю ямы.
Из Наррабана его увезли за море предательски, связанного. И он упорно, раз за разом, пытался бежать. Дома его ждали друзья и дело, за которое не жаль отдать жизнь. И месть, конечно же, месть тем, кто продал его в неволю.
Сейчас он свободен и может вернуться. Но за его свободу заплачено не деньгами — что деньги! — а чужой кровью. Это большой долг. Нельзя уезжать, пока сам, обязательно сам, не решишь, что долг уплачен. Даже если на это уйдут годы, придется остаться, иначе не будешь достоин ни друзей, ни дела всей жизни. Да и месть обесценится, как стертый до дырки медяк.
Твердо и с достоинством наррабанец сказал:
— Господин, не гони меня. Позволь отслужить за то, что ты для меня сделал.
И было в его голосе нечто, заставившее Хашарнеса промолчать и кивнуть…
Позже, когда губы силуранца зажили и он мог разговаривать без боли, Хашарнес спросил вольноотпущенника:
— Как тебя называть-то?
— Кхасти.
Хашарнес переворошил в памяти запасы наррабанских слов и неуверенно спросил:
— Это же… вроде собачья порода?
И в ответ услышал спокойное, ровное:
— Я — сторожевой пес моего господина…
* * *
— Осторожнее, хозяин, здесь недавно был обвал. Вот, землю даже снегом еще не замело.
— Вижу. Но каков отсюда вид, а? Какая она все-таки красавица, моя Тагизарна!
Кхасти промолчал. Он не разделял восторгов хозяина. Да, река поражала воображение своей шириной. Ничего подобного у себя в Наррабане он не видел. (Доводилось слышать про могучую реку Тхрек, но побывать на ее берегах не случилось.) Возможно, летом ему, пустынному кочевнику, почитавшему великим благом каждый родник, Тагизарна и показалась бы высшим даром богов людям. Но сейчас он не видел реки — только снег, лед и скалы. Он знал, что подо льдом течение, но не мог представить себе такую массу воды.
И вообще Силуран ему не понравился, хотя Кхасти и относился с уважением к стране, которая рожала богатырей.
Один из этих богатырей сейчас беспечно подъехал почти к самому обрыву… а если берег опять осыплется? И куртка нараспашку! Не бережет себя хозяин!
Хашарнес тем временем спрыгнул с седла, подошел еще ближе к краю кручи:
— Эй, Кхасти, глянь: тролля деревом придавило!
Наррабанец заинтересовался, тоже спешился, подошел ближе.
Действительно, на откосе распростерлась старая сосна с вывороченными корнями. Из-под мощных ветвей торчали плечо и рука, сквозь разметавшуюся по земле крону видна была голова.
Хашарнес задумчиво прищурился:
— А интересно, за троллей в крепости награду дают?
— Собираешься волочить тушу в Шевистур? — не понял Кхасти.
— Еще чего! Отрублю башку, привяжу к седлу… На, подержи!
Он сунул наррабанцу повод своей лошади и принялся ловко спускаться по камням.
— Осторожнее! — сказал вслед ему напарник. — Вдруг оно живое!
Хашарнес уже склонился над своей находкой.
— А знаешь, оно и впрямь живое! Даже рычит… Добить надо, чего твари зря мучиться!
Но тварь была на этот счет другого мнения. Торчащая из-под дерева рука резко дернулась — и в грудь Хашарнесу ударила сосновая ветка.
Троллю было неудобно бить, удар даже не заставил Хашарнеса пошатнуться. Только разозлил.
— Ты смотри, эта дрянь еще и дерется!
Ловчий выхватил меч.
Но взмахнуть им не успел. Над берегом прогремело яростное:
— А ну, отошел от бабы!
Из-за скалы вышел… тролль не тролль, человек не человек… великан, которому Хашарнес был по плечо. Одежда на великане была вполне человеческая, но главное — он держал в лапищах арбалет на взводе. И стрела глядела в лоб ловчему.
