Общая беседа не заладилась. Все притихли, углубились в свои мысли. Челивис — тот попросту задремал.
Лекарь Барикай перебирал в памяти рецепты из книги Астионарри, гадал, какие вопросы зададут на испытании, и тихо радовался тому, как удачно все сложилось. Госпожа Румра обещала придержать за ним место лекаря до возвращения из Джангаша… а главное — внезапно нашлись деньги, и немалые. И на испытание хватит, и на книги! В первую очередь надо купить ту, с рисунками, где про каждую косточку — отдельно…
Маринга держала на коленях героический, испытанный в бою том «Уммегира, грозы наррабанцев». Но похождения грозного воина не увлекли девушку. То и дело она поднимала глаза и со спокойной нежностью глядела на спящего возлюбленного. А время от времени украдкой бросала взгляд на сестру.
Что с Аймарой? Почему так спокойна, чему едва заметно улыбается? Неужели ей было легко проститься со своим сотником? Он-то их провожал — такой был несчастный, словно сам себе погребальный костер складывает. А сестричка с ним этак учтиво беседовала… Маринга может спорить на любимый изумрудный браслет: сестра что-то задумала!..
Маринга была права. На уме у Аймары был коварный замысел: как и свое счастье отстоять, и Литисая проучить.
Это прекрасно, когда мужчина следует правилам чести. Но какой девушке приятно слышать, что возлюбленный ставит эту самую честь выше ее любви?
Ничего, ничего. Она смирилась. Она кроткая. Она покорная. Она подчинилась его решению.
А когда остановилась на ночлег в крепости — поговорила с лекарем Барикаем. Рассказала, что в детстве лечила кошек и собак, иногда доводилось и людям раны перевязывать. Она не боится крови. У нее прекрасная память. Она хочет стать ученицей лекаря… Да-да, она знает, что это не женская работа, но вот травницами чаще бывают женщины, так пусть господин ее научит разбираться в целебных травах… Крепость? Ну и что? Она охотно будет жить в Шевистуре.
Лекарь поначалу принял ее слова за каприз богатой и глупой девицы. И попытался вежливо свернуть разговор: сказал, что сам не имеет права врачевать и как раз собирается в Джангаш, чтобы пройти положенные испытания.
Аймара ответила, что согласна вернуться к этому разговору после окончания испытаний. И оглушила его суммой, которую готова платить за обучение.
У бедняги отвалилась челюсть. Интересно, он когда-нибудь держал в руках золото?
В конце концов Барикай сдался. Выставил лишь два условия.
Во-первых, отец юной госпожи не будет возражать против ее ученичества… ну, это она уладит, хоть и трудно придется.
Во-вторых, она получит разрешение проживать в Шевистуре. Все равно от кого — от дарнигара, шайвигара, Хранителя… Все-таки это не деревня, а крепость.
Ну уж нет! Не будет Аймара просить у Литисая дозволения быть с ним рядом. Она объяснит все отцу, он добудет это разрешение у кого-нибудь из королевских советников.
Ах, какое лицо будет у Литисая, когда Аймара вернется в крепость! Не к нему вернется, нет, пусть даже не воображает! Она будет прилежно собирать и сушить травы, будет не покладая рук помогать Барикаю в его трудах — дело-то и впрямь интересное, она не лгала своему будущему учителю. Она не будет требовать для себя особых удобств, она поселится в бараке наемниц… и она ни разу, ни единого разочка не напомнит любимому про ночной разговор в избушке зверолова. Он и без напоминаний не забудет ни словечка. Вот пусть и посмотрит, как городская неженка приживется в захолустной крепости…
Улыбка Аймары стала такой победной и ядовитой, что Маринга обеспокоенно обернулась к сестре. А потому не увидела в оконце, как из придорожных кустов возникла фигура в темном балахоне.
* * *
Бабка Гульда благословляющим жестом подняла руку вслед промчавшейся мимо карете.
— Ты просила счастья для себя и для сестры, девочка, — промолвила она негромко. — Вы обе будете счастливы. То, о чем вы сейчас мечтаете, сбудется.
Старуха откинула капюшон на плечи и дотронулась до темно-синей ленты, обвившей ее седые патлы. До той самой ленты, которую Маринга оставила в снегу на древнем жертвеннике.
Карета уже исчезла за поворотом дороги. Но старая женщина продолжала негромко — так, словно Маринга стояла рядом с ней:
— Да, девочка. Люди зависят от воли богов — а боги зависят от веры людей. У забытых богов остаются хотя бы крохи силы и жизни, пока кто-то о них помнит…
ЭПИЛОГ
Двое мужчин стояли над обрывом. Рядом высилась «голова» той самой скалы-лисицы, которая не так давно заманивала Челивиса и Марингу на поиски сокровища троллей. Отсюда, вблизи, скала не имела никакого сходства с лисой, а «ошейник» был просто широким темным пятном.
Перед мужчинами открывался вид на закованную в лед Тагизарну и на бегущую по высокому берегу заснеженную дорогу. Но они разглядывали не эту зимнюю красоту, а камни у себя под ногами.
Окажись тут кто-нибудь из Топоров, Старых Сосен или Замковой деревни, человек этот был бы немало удивлен поведением двоих мужчин. Но куда удивительнее была сама их явно не случайная встреча на речном берегу. Потому что Кринаш, хозяин «Посоха чародея», и Шеджитуш, владелец «Жареного петуха», по всей округе слыли соперниками в делах и недоброжелателями помимо дел.
А сейчас они были деловиты, сосредоточенны и никакой враждебности друг к другу не проявляли.
— Во! — радостно воскликнул Шеджитуш. — Говорил же я! Ну говорил же я!
Его спутник подошел ближе, глянул на камень, стронутый с места, вывернутый из гнезда, где лежал много лет.
— Твоя правда, — неохотно признал Кринаш. — А вот здесь мох содран. Ясно-понятно, веревку тут привязывали. Один залез, для другого веревку закрепил, чтоб ловчее забираться… Ладно, твоя взяла.
И, отвязав от пояса кошелек, зазвенел монетами, отсчитывая свой проигрыш.
В Шеджитуше взыграла жадность:
— Эй, погоди! Ежели их двое было, так мне и выигрыш двойной причитается!
— У медведя в берлоге получишь двойной! — огрызнулся хозяин «Посоха чародея». — Я об заклад бился, что никто до этой скалы не дойдет, — что, не так? А сколько тут человек побывает, один или сотня, про то не уговаривались.
— Ладно, — вздохнул Шеджитуш, принимая монеты. — И то хорошо, что нашлись такие смышленые. А то мы и впрямь такого накрутили с этими картами, что без Многоликой не раскрутишь.
И оба заулыбались, вспоминая, как все началось.
В тот день Кринаш ходил в деревню — и дождь загнал его в «Жареный петух». Из учтивости он завел разговор со своим соперником. Слово за слово… и вспомнил Шеджитуш, как нашел в лесу на скале рисунок: рысья морда, как живая. В давние времена, видать, на камне вырублено… Кринаш припомнил, что и ему как-то попался старый рисунок на скале, только не рысь, а филин. И смеха ради сказал: жаль, мол, что эти знаки на клад не указывают. Найти бы… А Шеджитуш подхватил: или хоть бы слава про наши места прошла, что здесь клад запрятан. Народу бы понаехало! А то в заведении и летом дела идут плохо, а уж зимой-то…
