— Рот закрой и садись за стол! — приказывает его жена.
Он быстро уплетает еду, подчищает миску пальцем и облизывает его.
— Покорми их, — велит ему Миз Пинч.
— Радость моя, это не самый лучший метод, — возражает старик. — У тебя гораздо лучше получается…
Великанша с размаху дает ему оплеуху. Он торопливо наполняет миски едой. Подходит к Эмми, помогает ей сесть. Зачерпывает ложку варева и протягивает сестре. Эм смотрит на меня.
— Все нормально, ешь, — улыбаюсь я.
Она улыбается в ответ. Ест торопливо, почти не жует.
— Какая послушная девочка! — хвалит ее Пинч. — Замечательно, просто великолепно!
Он оглядывается. Миз Пинч убирает со стола, напевая что-то себе под нос и не обращая на нас внимания.
— Вам лучше делать, что она велит, дорогие мои, — торопливо шепчет нам старик. — Иначе несладко придется. Уж поверьте мне.
— Помоги нам выбраться отсюда, — прошу я. — Пожалуйста.
— Я не могу. Не смею. И не пытайтесь сбежать, она вас прибьет. Как в прошлый раз. Она все видит. Она…
— Что там происходит? — вмешивается Миз Пинч. — Рустер? Я тебя предупреждала, не смей болтать с девчонками!
— Да ни за что на свете! У меня и в мыслях не было! — оправдывается старикан.
— Смотри у меня! А если врешь, то готовься. Я тебя прижгу. Как обещала, — грозит великанша.
— Ох, не надо, мое сокровище! — умоляет ее муж.
— Тогда заканчивай кормежку поживее, — говорит она.
Рустер Пинч торопливо кормит Эмми, потом подходит ко мне.
— Какой прошлый раз? — спрашиваю я шепотом. — Она что, уже кого-то убила?
Он не отвечает. Я стараюсь поймать его взгляд, но старикан не поднимает глаз от миски. Его лицо блестит от пота, ложка дрожит в руке. Запястья покрыты багровыми шрамами ожогов, словно кто-то прошелся по ним горячей кочергой.
Значит, она его и в самом деле прижигает, если ей что не по нраву. Нет, от старика помощи мы не дождемся. Он слишком напуган.
Придется надеяться только на самих себя.
Внезапно я успокаиваюсь.
Странно, конечно. Мы скованы по рукам и ногам. Помощи ждать неоткуда. А я спокойна. Невозмутима. Потому что теперь я знаю, что делать. И чего не делать. Не стоит терять время, не стоит ждать, что нас спасут. Нужно рассчитывать только на себя.
Значит, надо присматриваться. Узнавать, что к чему. Думать. Строить планы. Нам с Эмми надо выжить. Ради этого я сделаю все. Даже то, что велит эта жуткая тварь Миз Пинч.
Я буду присматриваться и выжидать. И когда придет пора, когда наступит время, я буду готова. Я буду знать, что делать, и вызволю нас отсюда.
А потом мы найдем Лу. Я ему обещала и сдержу свое слово. Чего бы это ни стоило.
* * *
Миз Пинч подходит ко мне с ножом в руке и склоняется надо мной. Я вжимаюсь в стену. Миз Пинч с силой хватает меня за шею.
— Думаешь, я тебя выкормлю, а потом перережу горло? — спрашивает она. — И не надейся, дуреха!
Великанша грубо берет меня за косу и отрезает ее у самого основания. Взвешивает в руках.
— Неплохой хвост, — одобрительно говорит она. — За него дадут хорошую цену.
Потом Миз Пинч приносит таз теплой воды, кусок мыла и опасную бритву. Выливает воду мне на голову, намыливает волосы. Пена щиплет мне глаза.
Я молчу, смотрю на Эмми и слегка улыбаюсь.
Миз Пинч раскрывает бритву и бреет мне голову. Мокрые пряди шлепаются на пол.
— В Клетке волосы только помеха, — рассуждает великанша. — Умный боец бреет голову наголо. Чтобы противнику не за что было ухватиться. Кстати, вот еще. Уши береги. А то оторвут, не успеешь и глазом моргнуть. Честных боев в Клетке не бывает.
Внезапно я замечаю, что у нее на шее висит мой сердечный камень. Розовый камень, который наша Ма подарила Марси и который Марси подарила мне. Должно быть, Миз Пинч перерыла наши пожитки и забрала все, что понравилось.
У меня перехватывает дыхание. Сердце замирает. Мне хочется сорвать камень с ее шеи. Разодрать ей лицо в клочья только за то, что она лапала сердечный камень своими грязными ручищами.
— Отдай! — кричу я и вырываюсь изо всех сил.
Великанша отшатывается и замечает, куда я смотрю. Она растягивает губы в злобной усмешке.
— Тебе нравится мое ожерелье? — спрашивает она. — Я его случайно нашла. Нынче люди не следят за своим добром, все разбазаривают.
Я с ненавистью гляжу на нее. Сжимаю кулаки и дергаю цепи.
— Поосторожней, красотка! — Она взмахивает бритвой и смотрит на Эмми.
Я бессильно сутулюсь.
Миз Пинч хватает меня за оставшиеся пряди. Сбривает все до единого волоска. Голова у меня совершенно лысая.
* * *
С Эмми сняли цепи. Ее заставляют драить полы, носить воду, мыть посуду. Сестренка делает всю грязную работу, которой не хотят заниматься Пинчи.
И чтобы я хорошенько усвоила, как обстоят дела, Миз Пинч лупит Эмми всякий раз, как застает нас вместе. Бьет ее по голове, щиплет за руки. Дает понять, что не шутит. Однажды Эм несла воду, а Миз Пинч подставила ногу. Сестренка споткнулась. Так за то, что ведро расплескалось, великанша Эмми избила.
Эм все сносит. Терпит и молчит, не издает ни звука.
И я тоже.
Сжимаю кулаки так сильно, что ногти до крови впиваются в ладони.
Мы путешествуем вместе с ветром. Останавливаемся, когда он стихает, двигаемся, когда он дует. Но ветер чаще стихает, чем дует. Я вижу солнечный свет или ночное небо в просвет двери, когда Пинчи заходят или выходят из хижины. Понятия не имею, сколько прошло дней. Эмми тоже не знает. Кажется, будто мы здесь были всегда.
Эмми стала бледная, измученная. Тихо плачет по ночам.
Кормят меня вкусно, до отвала. Им надо, чтобы я набралась сил.
Целыми днями я сижу на койке. Руки и ноги у меня в кандалах, да еще я прикована цепью к стене. Миз Пинч три раза в день снимает с меня оковы, заставляет делать разминку, но из хижины не выпускает. Пока я разминаюсь, она держит нож у горла Эмми.
Нож непростой. Мой нож. Тот самый, что я вложила в ножны в голенище ботинка. Она его у меня забрала. Миз Пинч насмехается надо мной, дразнится. Ее усмешка словно говорит: «Давай, только попробуй. Увидишь, что будет». Ей не терпится поранить Эмми моим собственным ножом.
Я вроде как свободна, но сделать ничего не могу.
С виду я спокойна. Не позволяю Миз Пинч заметить ненависть, что горит в моем сердце. Ярость, что кипит у меня внутри. Мое лицо не выражает ничего.
Наблюдаю за ней. Наблюдаю за ним.
