Торопливо-лихорадочная исповедь обрывается — белый дракон замолкает, недоуменно озирается, словно не понимая, что с ним такое было, проводит сгибом крыла по лбу и жадно припадает к роднику.
Не замечая наших взглядов.
Правда, я сразу отвожу глаза. Я не могу его видеть. Такого… такую… Ведь он до сих пор подыскивает себе оправдания. Он не виноват… он не хотел… да к черту!
Жаль, что мы оставили записи старшего помощника Айрре в подземном убежище. Молодой дракон, на которого некому было наложить чары фиксации, потому что он был последним… У него хватило сил, чтобы установить призыв и израненным вернуться в убежище. И он до последнего надиктовывал на «звучок» свои идеи, которые уже не сможет проверить экспериментально.
Настоящий ученый — он, а не этот… Дарру.
Вот кого бы послушать самоуверенному умнику, который взялся переделывать мир, хотя никогда его не знал по-настоящему, видел только свои «формулы и сложные преобразования».
Хотел или не хотел… теперь какая разница? Важно, что вышло в итоге.
«Хотели как лучше, а получилось как всегда».
— И больше не смей заводить разговоров про людей, ученик. Тем более про оборотней. Гадкие твари… неполноценные особи.
— Из-под контроля постоянно вырываются… — медленно проговорил Орро.
— Да! На них не действуют «подобия»! Только слегка притормаживают. Но это пока. Интересная научная задача, правда? Но мы ее обязательно решим, тем более что у нас достаточно опытного материала. Нужно только подобрать для них подходящую клетку… Ты ведь будешь моим учеником, правда? У меня так давно не было подходящих… мельчает племя… дичает…
Орро бросил взгляд в мою сторону и кивнул.
— Хорошо, учитель. А вы покажете «подобия»?
— Если этого в клетку, а Рэя сразу… Что? А, конечно. Они там, в пещере под скалой. С тех пор как остальные Проницающие пропали, там несколько одиноко.
— В пещере? Очень интересно!
Еще как! Мне эти черепушки еще тогда не понравились… Ну л-ладно!
— И Марину не забудь, — вдруг проговорил Рик. — Слышишь, Саша?
С охранными чарами чокнутый ученый постарался — в пещерку с черепами все наши драконы не проломились бы даже скопом. Но с драконами как раз напряг, драконы спят или с промытыми мозгами стоят на страже. А вот мышь и две песчанки прошмыгнули, как тусовщицы мимо секьюрити на вечеринку.
И снова знакомые черные стенки с прожилками… и чешуя на стене… и стылый воздух, мгновенно захолодивший мне лапы.
И черепа, мертво висящие в воздухе…
— Ой! — Если Маринка и испугалась, то только на секундочку. — Ой, как тут интересно… Мама, а что надо делать?
Храброе мое дите.
— Сейчас будет еще интереснее, — пообещала я. И, кувыркнувшись в дракона, грохнула об пол ближайший череп.
«Подобия» бились, как хрупкие фарфоровые чашки — сразу и на мельчайшие осколки. Осколки отчаянно дымили и хрустели под ногами, но мы не обращали на них внимания.
Рыбий! Грох! Дым и почему-то бульканье.
Птичий, клювастый… а, нашли новый уже?! Так ненадолго! Н-на!
Свиной! Скажи прощальный хрюк, свинка, и на свободу с чистой совестью!
А это человечий. Холодок по спине… Получи!
— Ви-и-и! Мама, а это, а это чей?
— Бей, потом разберемся!
— Ура! Давай, Пушинка!
— Чирррр!
Песчанка, оправившись от первой оторопи (хозяйка буянит, конец света), взялась за разрушение пещеры с таким энтузиазмом, что сломала, сбросила и разбила больше, чем я. Маришка от нее не отставала, но целила строго по «подобиям», не отвлекаясь ни на что другое. А то кто знает, что тут за чары. Я вообще не хотела ее сначала подпускать к чему-то… но попробуй удержи.
Драконий мы «роняли» все вместе. Он сопротивлялся.
Не спрашивайте меня, как может сопротивляться череп. Поверьте, может. Я его даже увидела не сразу, удивилась, чего это наше пушистое несчастье сидит на пустоте и верещит, как завуч на двоечника. Но удивилась мельком, не до того было. Осколки «подобий» хрустели под лапами, от дыма порядком кружилась голова. Или от тревоги, потому что пока мы тут, этот ученый придурок — там. С Риком, с моими друзьями и родными. И кто его знает, что стукнет этому гению в его ржавые мозги? И где, интересно знать, наша главная цель?
А цели-то и нет в наличии… Да не верещи ты, мелочь…
Не могла же я спутать и разбить его раньше, по ошибке?
Невозможно. Даже если бы спутала… Не было же ничего такого размера. А интересно, как Проницающие перетаскивали свои «подобия» при очередной эвакуации?
Да уйди ты, Пушинка!
И песчанка, видя, что хозяева ей попались несообразительные, решилась на отчаянные меры. На песок, который щедрые лапки и шустрые крылья пушистой заразы от души сыпанули, по ощущениям, прямо мне в глаза…
— Ты что творишь, зара… ох ты…
Зависший в воздухе песок — не самое обычное зрелище, но и не так чтобы никогда не виданное; но песок, наметивший очертания длинной челюсти и хищного лба — дело другое. Вот проступили клыки, вот провалы глазниц.
Привет, пропажа.
«Подобие» ответной радости не выразило. Из пустых глазниц смотрела темнота.
— Ой, мама, смотри… появился…
— Да… наверное, этот череп Проницающий от своих прятал. И защитил невидимостью… Спасибо, Пушинка… Эх, взяли!
— Чирр!
С первой попытки у нас не вышло. Череп висел как приклеенный и только чуть пошатнулся на наши толчки. Вдобавок на события отреагировал мой собственный череп — багровой вспышкой боли.
— Мамочка, что с тобой?
Еще один толчок, и головная боль усиливает натиск. Ах ты, скотина…
— Черт… Маринка, отойди…
— Почему? — Моя дочка удивленно почесала ушко и на всякий случай порхнула дальше. — Мам, что такое?
А ей, кажется, легче…
— Маришенька… у тебя… голова… не болит?
— Ни чуточки! Мам, тебе плохо? Может, ты полежишь? Мы с Пушинкой сами…
Ну да, песчанкам только дай что-то разнести, только… Стоп! Песчанкам. Я дракон, они песчанки. У меня болит голова, когда я трогаю череп, у них нет… Вывод?
— Марина, ты тут веревку не видела?
Скорее. Мы обвязываем клыки, пропускаем веревку сквозь промежутки в челюстях, а в висках все настойчивей стучит: скорее, скорее, скорее.
В первый раз после разрушения «подобия» птицы налетели на драконью стоянку спустя некоторое время… какое? Пятнадцать минут? Полчаса? Где-то так. Если бы я тогда знала, что это важно, то… да что толку. Ладно. Значит, у нас совсем мало времени — скоро те, кем правят «подобия», вырвутся или поднимут шум, и белый урод поймет, что до его игрушек кто-то добрался…
