— Нет… — прошептала девушка.
— Что — нет? Поверьте, есть. Конечно, если вы не верите, можем подняться — наверняка леди Александра не откажет — и убедиться. Наверняка там сохранились какие-то следы, ведь в тревожные дни всегда принято обращаться за помощью к богине судьбы. Было принято по крайней мере.
— Нет, нет, нет. Я не буду… я не хочу! — Богиню трясло, и, наплевав на всякую гордость, она зажала руками уши, будто старалась спрятаться от негромкого и безжалостного голоса.
— Леди Или…
— Я не буду туда подниматься! Не заставите! Я не хочу! Не хочу! — Или отчаянно забилась в сети, словно надеясь вырваться и умчаться прочь, чтобы ничего не видеть и не слышать. Сетку дергало так, что я поспешно опустила ее на камень площади — я до сих пор не уверена, могут ли боги летать, а главное — падать. На секунду подумалось, что вся эта истерика может быть и показной, чтобы улучить момент и вырваться на свободу, но Или нежданной свободой не воспользовалась — она даже не стряхнула сеть, а прямо в ней осела на гладкий камень с кое-где пробивающейся травой и замолотила кулаками по граниту:
— Не хочу, не хочу, не хочу… не хотела! — А потом в глухом рыдании вырвалось отчаянное, безнадежное: — Я не виновата-а…
Виновата. И сама это знаешь. Иначе не глушила бы чем придется пинки совести и ужас от последствий своей ошибки. Последствия оказались страшней, чем ты могла представить, и ты защищалась как могла, прячась за маску легкомысленной идиотки, которой все по фигу. Но, может, хватит уже?
— Я не справилась, почему они не видят, что я не справилась? — сквозь рыдания выкрикивала Или. — Я НЕ ГОЖУСЬ! Даже колечки не помогли-и… Почему не заменят, ерунда, что нельзя тысячу лет менять… можно! Только самой никак! Я же бессмертная, я пробовала, думала, если должность освободится, то заменят… чтоб его, это проклятое бессмертие!
Ну что тут скажешь…
Наши взгляды — мой и Гаэли — встретились над головой непутевой богини. И, не сговариваясь, мы шагнули вперед, в два крыла и две руки обнимая ревущую девчонку, которая так и не повзрослела в свои шестьсот с лишком.
— Ну что ты… Ну успокойся, не плачь так. Ты ошиблась, это бывает… Все делают ошибки. Иногда — страшные. Порой совсем непоправимые. Иногда всю жизнь тратят на то, чтобы исправить хоть что-то. Не бывает так, чтобы не ошибаться…
— Бывает!
— Не бывает. — Я легонько дохнула на Или легким цветным пламенем, которым обычно успокаивают детей. — Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Главное, что ты делаешь потом, после ошибки. Можно утопиться в слезах от жалости к себе-несчастной, можно стать черствой, чтобы ничего не чувствовать, и вину тоже. А можно стиснуть зубы и поступить по-человечески.
— Как?! Ну как, скажи?!
Я глянула на Гаэли — чего он-то молчит? Это его дело или мое — вправлять мозги бестолковым особам, сотворившим бог знает какую по счету ошибку? Но дед почему-то не сказал ничего правильно-мудрого, а только продолжал легонько гладить непутевую подопечную по лохматой рыжей гривке. Пришлось разруливать самой. Тем более что в чем в чем, а в ошибках я настоящий спец, можно сказать, просто мастер. Вспомнить хоть мои собственные загулы. Вспомнить и вздрогнуть, твою косметичку. И с чего я так бесилась? Ах, меня не любят по-настоящему, ах, всем только деньги нужны, а если настолько нужны — так и такую меня потерпите.
Под крылом в очередной раз всхлипнули, возвращая меня из прошлого в настоящее. Так, что я там…
— Как-как… просто сделать хорошее. Для равновесия.
Всхлипы на моем крыле стали реже — Или осмысливала информацию.
— Но я же ничего этим не исправлю, — нерешительно проговорила она.
— Но кому-то же станет легче? Хоть кому-то? Значит, не зря живешь.
Гаэли все не отводил от меня глаз — мне даже показалось, что шее и щеке стало горячо под этим пристальным взглядом.
— Я не смогу…
— А мы на что? Поможем.
— Честно? — с надеждой всхлипнула непутевая богиня.
— Ну… Если ты нас не отравишь очередным весельчаком…
— Я больше не буду!
Детский сад…
Что с богами не все так просто, Или нам уже говорила. С богами нынче напряг, то ли у них рождаемость упала, то ли что, но если раньше в боги отбирали лучших, то сейчас гребут всех подряд. Даже полный пень типа моего жениха номер два, от которого даже военкомат открестился, записан на службу с момента рождения, и ведь какому-то миру потом с ним «повезет». По мне так лучше вообще без богов, чем с такими маяться. Как думаете? Кстати, интересно мне. Если тут за судьбу мира несет ответственность Или с повадками полухиппи, то кто из богов отвечает за мой родной мир? Кажись, у него вредные привычки покруче будут.
Надо будет разузнать при случае.
Обратно тронуться мы смогли не сразу — Или приспичило благословить драконят в подземном убежище. На долгую жизнь, на удачу, на здоровье… точней, на его скорейшее восстановление, на отыскание родных и близких, на… короче, на что могла. Сил у нее по-прежнему было мало. Но благословение — это такая штука… Короче, она похожа не на чары, а на электропроводку, что ли. Может пролежать годы — и ничего, а потом, когда дадут ток, люстра и загорится. Так что нашим узникам подземелья после освобождения светит очень даже неплохая жизнь. Я прислушалась: Или уже дошла до пожеланий любви и семейного благополучия и останавливаться, похоже, не собиралась.
— Я горжусь вами, леди Александра, — негромко проговорил дед.
От неожиданности я боднула головой потолок.
— Чего-о?!
— Самообладание, терпение, умение сопереживать и сказать нужные слова не от ума, а от сердца… неудивительно, что вам верят. Вы не хотели бы стать одним из постоянных наставников университета?
— Я? Гаэли, я вроде вас не роняла. Ведь нет?
Старый чародей насмешливо хмыкнул и покачал головой.
— Нет.
— Тогда что? Какой из меня учитель, вы что, — я нависла над дедом, заботливо меряя ему температуру. — Может, вас кусанул кто ядовитый?
— Леди Александра!
— О! — осенило меня. — А вы… Вы ничего такого… нет?
— Леди Александра! Вы совершенно невозможны!
Глава 6
О ЦВЕТАХ ЖИЗНИ, И НЕ ТОЛЬКО
— Мам, а знаешь, сколько зубной пасты в тюбике?
— Нет, сынок, не знаю.
— От ванной до дивана и обратно!
(Из предисловия к трактату для начинающих родителей «Поверьте, ребенок все-таки не монстр»)
Хатарессу починили к вечеру. Где-то к полднику настоялся отвар «Ясень», местный антипохмелин, и бедные страждущие наркоманы поневоле смогли наконец собрать мозги в кучку и передвигаться более-менее прямо. Крылья-руки перестали трястись, в глазах прояснилось, а из голов испарилась мигрень, освободив место для мыслей.
