— А ведьмы?
— У нас существуют свои правила, с одной стороны, более гибкие, а с другой — более жесткие. Нам не нужен такой договор, потому что у нас единое руководство и единые, обязательные для всех сестер законы… кстати, для тебя они тоже обязательны. А у колдунов единого руководства нет, поэтому им приходится придерживаться целого ряда договоренностей, в частности и Договора о нейтралитете, который признают все абрадские королевства и выступают гарантами его соблюдения на своей территории. Тут как раз и существует лазейка, как обойти этот Договор в случае с Лахлином. Тамошнее правительство его не признает, а официально санкционированные убийства всех людей с даром к магии можно расценить как ведение необъявленной войны против всего колдовского сообщества. Правда, мой дед Тырнан считал, что зверские порядки на Лахлине выгодны большинству колдунов; они наглядно демонстрируют абрадцам, к чему может привести полный запрет на чары.
— Может быть, и так, — сказал Бренан. — Однако существует и более веская причина, почему ни колдуны, ни ведьмы не спешат разбираться с Лахлином. Они просто не знают, что с ним делать. Я говорил об этом с Гвен, и она утверждает, что все шансы для силового решения лахлинской проблемы были утрачены еще в прошлом тысячелетии. Тут я с ней согласен. Я вырос на Лахлине и знаю, что лахлинцы до последнего будут бороться с тем, кто выступит против их Святой Веры. В подавляющем своем большинстве они живут в нищете, которая и не снилась большинству абрадцев, но они гордятся своей жизнью, считая ее праведной. Для них чары не просто грех, как на Юге, а адская мерзость, поэтому каждый, кто использует магию, в их представлении является слугой Китрайла. Я слышал — об этом на Лахлине говорят шепотом, с большой осторожностью, — что король Имар отступился от веры из-за смерти своей жены, которой не разрешили использовать абрадские лекарства, что могли бы ее спасти. Вполне допускаю, что это правда, я по собственному опыту знаю, как невыносимо больно терять родных людей, когда есть возможность сохранить им жизнь, а ты не можешь ею воспользоваться. И если король действительно отступник, я ему не завидую. Он все равно не сможет ничего изменить на Лахлине — и не только потому, что за его спиной стоит Конгрегация Святой Веры, которая, собственно, и управляет страной. Просто весь Лахлин не хочет никаких перемен, и один человек, даже наделенный наивысшей властью, бессилен перед волей целого народа. А колдунам с ведьмами, чтобы завоевать Лахлин, недостаточно будет победить лахлинскую армию и перебить поборников. Кроме того, придется уничтожить половину простых лахлинцев, чтобы другая половина, запуганная такой жестокостью, подчинилась новой власти. — Бренан ненадолго замолчал, а потом добавил: — Да я еще и большой оптимист, когда говорю только о половине.
Эйрин пристально посмотрела на него.
— Бренан, ты частенько называешь себя простым парнем, крестьянским сыном, словно нарочно прибедняешься, чтобы никто не воспринимал тебя всерьез и не ждал ничего выдающегося. Но скажу тебе как королевская дочь: когда ты забываешь о своем происхождении, ты начинаешь мыслить как настоящий принц. Простые люди, крестьянские дети, считают королей всемогущими, и только короли понимают всю слабость и ограниченность своей власти. Чем лучше я узнаю тебя, тем больше убеждаюсь, какой ты уникальный человек, и не только из-за твоего ведьмачества. Мне очень повезло, что я не встретила тебя раньше, скажем, в прошлом году.
— Почему повезло? — удивился Бренан.
— Потому что тогда я не знала о своей Искре и могла сдуру выскочить за тебя замуж. А мой отец был бы только рад зятю-ведьмаку. Вот ему бы точно было наплевать, что ты крестьянский сын.
Бренан усмехнулся:
— В прошлом году я и сам не знал, что я ведьмак. И если бы мы встретились, я бы сразу заметил твою скрытую магическую силу, рассказал бы о ней тебе, а ты бы обратилась за разъяснениями к вашему колдуну… — Он осекся. — Ой, извини, меня занесло. Ты же просто сказала мне комплимент. А я при упоминании о Лахлине сделался слишком серьезным. Еще и волнуюсь о тете с дядей, об их детях…
— От них до сих пор нет известий?
— Нет. Позавчера сестра Моркадес по моей просьбе разыскала того моряка и попросила его подробно описать внешность женщины, которой он передал письмо. Это точно была тетя Линед, — так что кровные чары должны были сработать. Конечно, если конверт вместо нее открыл дядя Киннах, то… Хотя зачем ему это делать: он же неграмотный. И Моркадес уверяет, что моряк не врет, письмо действительно дошло по назначению. Вроде бы все в порядке, да только на сердце неспокойно. Боюсь, тетя с дядей сделали какую-то глупость. Они же такие забитые, затурканные, одураченные… как и все лахлинцы. Им, конечно, хватит ума держать язык за зубами, но сама мысль о переезде на Абрад — под власть Китрайла! — могла их очень испугать. А как они отреагировали на то, что я ведьмак, да еще и у меня есть сестра-ведьма, — страшно даже подумать. Может, и не стоило обо всем этом писать…
— У тебя не было другого выбора, Бренан, — уверенно произнесла Эйрин. — Ты должен был предупредить их об опасности. Вот Шайна за них спокойна.
— Еще бы. Она же… ну, ей все равно, что с ними будет. Я ее понимаю: для нее они ничего не значат, она их не знает, и ей достаточно того, что ко мне они относились не слишком ласково. Но это мои родные. Я два года прожил вместе с ними, привязался к ним, особенно к самым младшим кузинам — Марвен и Грайне. Хотя девочки, по примеру старших, задирали передо мной нос, презрительно называли меня дармоедом, но все равно я их любил… и до сих пор люблю.
Эйрин промолчала. Похоже, поняла, что утешать его бессмысленно, что Бренан и так сыт успокаивающими словами от Шайны и Гвен. Вместо этого она создала в воздухе световой шар и легонько подбросила его вверх, где тот и завис. Потом схватила пучок из полсотни разноцветных магических нитей, мастерски сплела перед собой зеркальную поверхность овальной формы и придирчиво оглядела свое отражение в этом волшебном зеркальце.
— Ну вот! — с сокрушенным вздохом констатировала Эйрин. — Волосы снова растрепались. Даже чары не помогают… Нет, все-таки обрежу их до плеч. Меньше будет мороки.
— И напрасно, мне нравится, — сказал Бренан совершенно искренне. Длинная грива непокорных рыжих волос очень шла к ее образу ведьмы.
Эйрин дернула за одну из желтых нитей, и зеркальце бесследно растаяло в воздухе. Световой шар тоже погас, и их вновь окутали сумерки, постепенно переходящие в ночь.
— Тебе легко об этом говорить, попробовал бы сам за ними ухаживать. Да и к брюкам больше подходит короткая стрижка. Такая, как у Гвен. Она ей очень идет, разве нет?
— Да, идет, — согласился Бренан. — Но вскоре ей придется забыть о брюках и начать отращивать волосы. Длинные ей тоже пойдут.
Он запоздало прикусил язык — впрочем, как оказалось, ничего нового Эйрин от него не услышала. Она не стала спрашивать, с какой стати Гвен будет менять свой привычный образ, а лишь согласно кивнула:
— Гвен будет красивой и с длинными волосами. Они у нее мягкие и послушные… Так ты уже в курсе планов сестер?
