Книга Океан в конце дороги, страница 27. Автор книги Нил Гейман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Океан в конце дороги»

Cтраница 27

Урсула Монктон с закрытыми глазами лежала на кровати. Она была первой взрослой женщиной, не считая моей матери, которую я видел голой, и я посмотрел на нее с любопытством. Однако комната привлекала мое внимание куда больше.

Это была моя старая комната, но как будто бы и не моя. Уже не моя. Стоял на месте маленький желтый умывальник, как раз моего размера, и стены все еще были лазоревые. Но теперь с потолка серыми, рваными бинтами свешивались лоскуты ткани, одни — длиной только в фут, другие мотались почти до самого пола. Окно было открыто, ветер колыхал их, они мрачно шуршали и качались, и казалось, что вся комната ходит ходуном, как шатер или парус корабля в море.

«Пора тебе уйти», — сказала Лэтти.

Урсула Монктон села на кровати и открыла глаза, они были того же серого цвета, что и свисающие лохмотья. «А я все гадала, как бы мне заманить вас сюда, и вот, поглядите-ка, явились», — полусонным голосом проговорила она.

«Никто нас сюда не заманивал, — огрызнулась Лэтти. — Мы пришли по собственной воле. И я даю тебе последний шанс убраться подобру поздорову».

«Никуда я сейчас не пойду, — сказала Урсула Монктон с раздражением и досадой, как малыш, которому никак не дают, что он хочет. — Я только пришла. У меня теперь есть свой дом. Свои питомцы: его отец — душка душкой. Я дарю людям счастье. Во всем этом мире таких, как я, больше нет. Когда вы вошли, я как раз проверяла. Я одна такая. Они не могут обезопасить себя. Они не знают как. Лучше места и не придумаешь».

Она широко улыбнулась. Для взрослой она и впрямь была хороша, но когда тебе семь, красота — не императив, а лишь абстракция. Интересно, улыбнись она мне вот так сейчас, что бы я сделал: отдал бы я свою душу, сердце, всего себя целиком по первому ее слову, как мой отец?

«Думаешь, так устроен этот мир, — сказала Лэтти. — Думаешь, здесь все запросто. А вот и нет».

«Конечно же, да. Что ты еще мне скажешь? Что ты со своей семьей защитишь этот мир от меня? Ты лишь одна выходишь за пределы вашей фермы, и ты попыталась связать меня, не зная моего имени. Твоя матушка на такую глупость бы не отважилась. Я не боюсь тебя, девочка».

Лэтти пошарила в сумке. Она вытащила оттуда банку из-под варенья с прозрачным лазом, оставшимся от червя, и протянула ее Урсуле Монктон.

«Вот твоя дорога назад, — сказала она. — Пока что я добренькая и хорошая. Доверься мне. Ступай обратно. Не думаю, что ты найдешь место лучше, чем то, с оранжевым небом, где мы тебя встретили, но и туда путь неблизкий. Я не могу вернуть тебя в край, откуда ты происходишь, — я спрашивала у бабушки, она говорит, его там уже нет, — но стоит тебе вернуться, и мы подыщем тебе подходящее, похожее на него место. Где тебе будет хорошо. Где ты будешь в безопасности».

Урсула Монктон встала с кровати. Она выпрямилась и посмотрела на нас. Вокруг нее больше не обвивались молнии, но, стоя вот так, нагишом, в этой комнате, она казалась страшнее, чем тогда в бурю, когда летела по воздуху. Она была взрослой — нет, даже больше чем взрослой. Она была старой. А я никогда еще не чувствовал себя таким маленьким.

«А мне и здесь хорошо, — ответила она. — Очень, очень хорошо. — И потом добавила почти с сожалением: — А вам нет».

Я услышал шорох, треск рвущейся ветоши и приглушенные хлопки. Один за другим серые лохмотья сами отрывались от потолка. Они падали, но не прямо. Со всей комнаты они слетались к нам, как будто мы были для них магнитом. Первый кусок серой ткани приземлился мне на левую руку с тыльной стороны и там прилип. Я схватил его правой рукой и принялся отдирать; он секунду сопротивлялся, а потом, чавкнув, отстал. Кожа под ним побледнела, потом налилась красным, словно я сосал ее долго-долго, дольше и яростней, чем когда-либо в жизни, она была усыпана капельками крови. Красная жидкость сочилась из крохотных дырочек, я дотронулся до нее, и она размазалась по руке, тут мои ноги начал опутывать длинный бинт, я попробовал увернуться, но кусок ткани налетел на лицо, на лоб, еще один обернулся вокруг головы, закрыв глаза и ослепив меня, я попытался стащить эту повязку, но другая тряпка обвилась вокруг запястий, связала их вместе, полностью спеленала мне руки, примотав их к телу, я споткнулся и упал на пол.

Когда я пытался разорвать тканые путы, они больно сдавливали меня.

Перед глазами все было серо. И я сдался. Я лежал неподвижно и только старательно дышал через щелку, которую тряпки оставили моему носу. Они держали меня, и в них ощущалась жизнь.

Я лежал там и слушал. Что мне еще было делать?

Урсула сказала: «Мальчишка нужен мне невредимым. Я обещала, что запру его на чердаке, что ж, будет ему чердак. Что до тебя, маленькая девочка с фермы. Что же мне сделать с тобой? Что-нибудь этакое. Может, вывернуть тебя наизнанку, чтобы сердце, мозги, кишки — все было снаружи, а кожа — внутри. Свяжу тебя и буду держать здесь, в комнате, и глаза твои будут вечно таращиться в темноту, вовнутрь. Я могу».

«Нет, — проговорила Лэтти. И я поймал себя на мысли, что в ее голосе звучала грусть. — На самом деле не можешь. Смотри, я давала тебе шанс».

«Ты уже угрожала мне. Пустые угрозы».

«Э, нет, грозить — не по мне, — отрезала Лэтти. — Я правда хотела дать тебе шанс. — И добавила: — Когда ты искала в этом мире себе подобных, неужто тебе не приходило в голову, почему эти древние твари сюда не набежали? Нет, никогда не приходило. Ты так радовалась, что одна здесь, а поразмыслить-то об этом и недосуг.

Ба обычно зовет таких, как ты, блохами, Шартах из Цитадели. То бишь она могла бы назвать вас еще как-нибудь. Но мне кажется, она думает, что блохи — это смешно… Вообще, она не против вас. Она говорит, вы вполне безобидные. Только чуточку туповаты. Но беда в том, что в этой части вселенной водятся блохоеды. Хищники, так бабушка их зовет. И они ей совсем не по нутру. Она говорит, от них трудно избавиться, они злобные. И прожорливые».

«Я не боюсь, — сказала Урсула Монктон. Ее голос дрожал от страха. — А как ты узнала мое имя?» — спросила она.

«Этим утром ходила за ним. И кое-что еще раздобыла. Буйков, пометить границы, чтобы ты слишком далеко не убежала и больше не напортила. И хлебных крошек, что ведут прямо сюда, в эту комнату. А теперь открой склянку, высвободи дверь, и давай-ка отправим тебя домой».

Я ждал, что ответит Урсула Монктон, но она молчала. Ответа не последовало. Только дверь грохнула, и удаляющиеся шаги частой дробью затопотали по лестнице.

Совсем рядом голос Лэтти произнес: «Лучше бы осталась здесь и сразу приняла мое предложение».

Я почувствовал, как ее руки стаскивают тряпки с моего лица. Они отходили легко, с хлюпающим звуком, но больше не казались живыми и, отстав, падали на пол, а там лежали не двигаясь. В этот раз кожа под ними не кровоточила. У меня только затекли ноги и руки. Лэтти помогла мне подняться.

Радости на ее лице я не увидел.

«Куда она пошла?» — спросил я.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация