А что, если ее муж действительно в тюрьме? Она ведь уже
запрашивала Польсон в Сан-Квентине. Нет, Пол, тут все сложнее. Лично я
представляю себе происшедшее так: этот Уортфильд как-то выбился в люди. Он
начал зарабатывать большие деньги. Может быть, познакомился с какой-нибудь
красивой женщиной и увлекся ею. Он решил жениться на ней и развестись с первой
женой. Он не решался прямо требовать развода во избежание скандала. Итак,
теперь он важная птица, но прошлое, о котором он не может никому рассказать,
мешает ему, тянет его назад. Тут он и выдумал эту историю с тюрьмой. Он
пытается помешать жене приехать в Калифорнию и, чтобы вернее преуспеть в этом,
заставляет ее высылать ему каждый заработанный грош.
– Но ведь это же подлость! – воскликнул Дрейк.
– А он и есть подлец. Потому он велел ей посылать деньги
Спиннею.
– Но почему ты думаешь, что ее муж именно Хоумен?
– Спинней только посредник. Это кто-то, на кого муж этой
женщины может целиком положиться. Он приезжает в Сан-Франциско, получает там
почту и в случае необходимости связывается по телефону с мужем.
– Звучит логично. Пожалуй, Уортфильд – это действительно
Хоумен. Правда, остается еще его младший брат, который живет вместе с ним. Но у
него полное алиби на весь день происшествия.
– Все-таки не мешает заняться и им, – заметил Мейсон. –
Расскажи мне о нем.
– Его зовут Орас. Он на семь или восемь лет моложе брата.
Увлекается рыбной ловлей и игрой в гольф. Весьма приятный молодой человек.
– Работает?
– Как все в Голливуде, – усмехнулся Дрейк. – Старший брат
без конца пытается пристроить его куда-нибудь, но он нигде долго не держится. У
Жюля есть яхта, верховая лошадь, он член нескольких гольф-клубов. В основном
всем этим удовольствиям предается его младший брат.
– Подожди минуту, – прервал Мейсон. – Ты сказал, что Орас не
был в Голливуде в день катастрофы.
– Он отплыл на яхте на рыбную ловлю.
– Он может быть Спиннеем.
– Весьма вероятно.
– Или Орас – муж, который нам нужен, а Жюль выгораживает
его.
Дрейк нахмурился.
– Об этом я не подумал. Но Жюль – занятой человек, а его
братец – бездельник. Он, пожалуй, просто написал бы ей: послушай, крошка, я в
Голливуде, но дела мои плоховаты. Держусь только потому, что братец помогает,
но если он узнает, что я женат, то выгонит меня к чертовой матери. Может,
покончим с этим? Я пошлю тебе немного денег, и ты свободна.
Мейсон сказал:
– Меня сбивает с толку то, как она отнеслась к этой
фотографии. Ты уверен, что это фото Хоумена?
– Абсолютно. Я же видел его.
– Оставим пока это. Я был вчера у Стефании Клэр. Пришлось
сказать ей, что дело довольно серьезное.
– Перепугалась?
– Она не из таких. Думаю, мне нужно будет самому повидаться
с Хоуменом, Дрейк.
– Его трудно застать вечером.
– Боюсь, нам будет трудно застать его и днем. Где он живет?
– На вилле в Беверли-Хиллз.
– Телефон.
Пол вынул из кармана записную книжку и протянул ее Мейсону.
Тот записал номер.
– И с этим голливудским магнатом ведет приватные разговоры
мистер Спинней, обитатель жалкого пансиона!
– Он вовсе не магнат, Перри. Просто бедный невольник,
работающий за какие-то три тысячи в неделю. Кроме того, не забывай о налогах.
Мейсон усмехнулся.
– Забавно будет поболтать с ним.
– Много не вытянешь, – предупредил Дрейк. – Этот тип не
очень-то разговорчив.
– Если я не ошибаюсь, Пол, этого человека преследует самое
страшное привидение – его собственное прошлое. В таких обстоятельствах, если
подойти к делу умеючи, можно узнать все, тем более что я отнюдь не собираюсь
щадить нервы мистера Жюля Керна Хоумена.
Глава 8
Свет уличных фонарей освещал фасад белой виллы в испанском
стиле. Красная черепичная крыша казалась почти черной. Маленький филиппинец в
белой куртке распахнул дверь.
– Я звонил мистеру Хоумену, – сказал Мейсон. – Я…
– Да, мистер Мейсон, – ответил бой, – сюда, пожалуйста. Вашу
шляпу и пальто, пожалуйста.
Вслед за мальчиком Мейсон прошел через ряд больших, хорошо
обставленных комнат в студию хозяина, окна которой выходили в небольшой дворик
типа испанского патио. Хоумен сидел за письменным столом, уставившись в
отпечатанную на машинке рукопись, испещренную карандашными пометками. Он
взглянул на Мейсона, сделал нетерпеливое движение рукой с зажатым в ней
карандашом и сказал:
– Садитесь. Только не говорите, пожалуйста.
Мейсон остановился перед столом, с интересом рассматривая
хозяина. Затем он спокойно опустился в глубокое мягкое кресло, продолжая
наблюдать, как охотник наблюдает за добычей.
Шторы были подняты, и в окна можно было видеть двор с
пальмами и фонтаном. Позади фонтана находился небольшой бассейн для плавания.
Дом производил впечатление, этого нельзя было отрицать. Он явно был рассчитан
на то, чтобы вызывать восхищение. Несомненно, его строил мастер своего дела и
строил для человека, способного оценить его работу.
Хоумен склонился над рукописью в позе человека, всецело
поглощенного своими делами. На Мейсона он не обращал ни малейшего внимания.
Внезапно он поднял голову:
– Я только закончу эту сцену и буду к вашим услугам.
Внешность Хоумена была довольно внушительная, несмотря на
небольшую лысину, которую он, впрочем, не пытался скрывать. На носу красовались
очки в черепаховой оправе.
Глаза за стеклами очков были пристально устремлены на
рукопись. Внезапно он схватил со стола карандаш и принялся покрывать поля
страниц неразборчивыми строчками. Писал он очень быстро, казалось, рука не
поспевает за ходом мысли. Потом он так же внезапно отбросил карандаш и поднял
на Мейсона глаза странного красновато-коричневого оттенка.
– Сожалею, что заставил вас ждать. Я не думал, что вы
придете так скоро. Мне нужно было закончить сцену, мы собираемся снимать ее в
эти дни. Похоже, что ваш визит здорово выбьет меня из колеи. Тот детектив, что
приходил перед вами, уже отнял у меня время. Мне надоело все это, пора кончать.
Что вы, собственно, от меня хотите?
Мейсон, однако, не спешил сразу переходить к цели своего визита.
– Я не думал, что вы так поздно засиживаетесь за работой.
