Самолет раскачивало из стороны в сторону, и при каждом
толчке кто-нибудь вскрикивал, что мы падаем. У пассажиров заметно побелели
лица, а я с ужасом вжалась в кресло и думала о том, что еще немного – и эта
железная консервная банка развалится. Самолет то резко проваливался в воздушную
яму, то неожиданно кренился. Пассажиры были сильно напуганы: одни плакали,
другие молились. В проходе валялся багаж, упавший с полок, катались тележки.
Пол был завален мусором. Некоторые пассажиры оказались заперты в туалетах,
кое-кто отказывался сесть в кресло, предпочитая остаться на полу. О
пристегнутых ремнях не было даже речи, но мы с Матвеем и не думали их
отстегивать. Настоящий кошмар наступил, когда у сидящей на полу женщины
началась настоящая истерика.
– Мы разобьемся! Сделайте что-нибудь! Я хочу жить!!! Мы
умрем!
Она не унималась до тех пор, пока в салоне не появился один
из летчиков и не приказал ей занять место и немедленно пристегнуться. Многим
пассажирам стало плохо, и они просили у стюардессы бумажные пакеты.
– Матвей, ты меня любишь? – В самый неподходящий момент
мне нестерпимо захотелось услышать его ответ.
– Люблю, – буркнул Матвей, дав понять, что ему сейчас
не до романтики.
Когда самолет резко накренился в очередной раз, мы еще не
знали, что близки к приземлению, но экипаж утратил контроль над машиной.
Слезы текли по моим щекам, живот сводило от страха. Девушку
справа рвало.
Летчики, как могли, пытались остановить падение, они сажали
самолет вслепую. А затем послышались нечеловеческие крики, страшный грохот и
дикий свист. Меня оглушил удар о переднее кресло. Было такое чувство, что
рвется металл. Паника усилилась. Некоторые кресла сорвало, свет погас,
иллюминаторы разлетелись на осколки. Самолет во что-то врезался. Раздался
взрыв, и начался пожар. Отовсюду доносились вопли, стоны и мольбы о помощи.
Увидев мертвую девушку в проходе, я закричала от ужаса. Из
моего носа хлынула кровь. Я с трудом осознала, что нахожусь в эпицентре кошмара
и что в отличие от многих пассажиров цела и невредима. Салон стремительно
наполнялся клубами дыма. Из чудом уцелевших людей одни потеряли сознание,
других парализовало от шока, и лишь немногие сохранившие самообладание
счастливцы искали аварийный выход.
В момент крушения сидящего рядом со мной пожилого мужчину
выбросило в проход на металлический пол. Он сильно ударился головой и теперь
корчился в невероятных муках, просил о помощи и непрестанно повторял, что у
него сломаны ребра. Неподалеку пассажирка билась в эпилептическом припадке.
Возле нее лежал ребенок, который не мог даже шевельнуться.
– Я не хочу умирать. Не хочу, – стонал кто-то позади.
А затем началась жуткая давка. Оставшиеся в живых бросились
к аварийному выходу, образовалась очередь. Люди толкались, задыхались от дыма и
рвались вон из самолета.
Где-то там, за пределами горящего корпуса, ждали пожарные
машины, машины «скорой помощи» и спасатели, которые пытались сделать все
возможное, чтобы вытащить нас из черных клубов дыма. Окровавленные и обожженные
пассажиры выпрыгивали из огня на какую-то конструкцию вроде надувного батута.
Спасатели принимали жертв аварии. Выживших сразу же тащили к машинам «скорой
помощи».
Из-за дыма вообще ничего не было видно. Матвей потерял
сознание от страшного удара по голове. Я попыталась освободиться от ремня, но
замок, как назло, заело. Затем расстегнула ремень Матвея и принялась трясти его
за плечи:
– Матвей, миленький, приди в себя. Нужно выбираться! Иначе
мы сгорим! Матвей!!! Матвей, очнись. Умоляю тебя, очнись, – уговаривала
его.
Матвей словно услышал мои мольбы и открыл глаза.
– Аня, что происходит?
– Мы упали.
– Мы живы?
– Если мы с тобой разговариваем, значит, мы живы. – Я
задыхалась от дыма. – Мы с тобой в рубашках родились, если, конечно,
сможем отсюда выбраться и не сгорим.
– У тебя лицо окровавлено…
– Нос сломан. – Я сплевывала кровь и чувствовала, что у
меня не только сломан нос, но и рот превратился в сплошную рану. – Матвей,
нужно выбираться, а то будет поздно. Такая давка…
Матвей вскочил, закашлялся и, наклонившись, схватил меня за
руку.
– Скорей, не то сгорим к чертовой матери!
– Я не могу! У меня ремень заело.
– Что делать?! – в панике спросил Матвей и тут же вновь
согнулся от кашля.
– У тебя есть что-нибудь острое – ремень разрезать?
– Нет.
– Матвей, ну сделай же что-нибудь! Помоги мне освободиться.
Стена огня стремительно приближалась к нам. Проход был
завален трупами и багажом. Оставшиеся в живых пассажиры пробирались к выходу,
перелезая через кресла. Из-за сильнейшего задымления люди почти ничего не
видели и брели на ощупь.
– Торопитесь! – где-то вдалеке у аварийного выхода
раздавались команды стюардессы.
Едкие клубы дыма скрали от меня Матвея, но я нащупала его
руку.
– Матвей, помоги! Вытащи меня отсюда.
– Аня, я жить хочу!
Увидев, что огненная стена уже совсем близко, Матвей резко
рванул руку.
– Прости, – буркнул он и бросился искать выход.
– Матвей! – кричала я, задыхаясь, мешая крики с
громкими рыданиями. – Матвей, не бросай меня! Не бросай меня умирать!!!
– Анька, извини! – раздался хриплый голос моего
любимого мужчины.
– Матвей, не бросай!!!
– Ань, я жить хочу!!! – послышалось мне в ответ.
Из аварийного выхода выпрыгивали последние счастливчики. Им
протягивали руки спасатели. Кого-то эвакуировали при помощи пожарной лестницы.
Пожарные тушили самолет: из гидранта выплескивались хлопья белой пены, накрывая
огонь слоем «снега». Где-то недалеко от меня звала на помощь женщина… Я не
могла ее видеть. Я задыхалась от дыма и с ужасом смотрела на подступившую
огненную стену.
Я не знала, что в госпитале, находящемся неподалеку от
аэропорта, уже принимали первых раненых. Врачи приступили к срочным операциям,
а медсестры раздавали обезболивающие средства. Тех, кто остался в живых и не
получил серьезных повреждений, разместили в залах аэропорта. У большинства
сгорела одежда, и все они находились в состоянии шока. Среди спасшихся
пассажиров был и Матвей…
Но я не могла об этом знать. Я сгорела…
