– До утра ждать будем, пока она приедет. Я же за городом
живу. Сами поедем в больницу на «мерседесе» Аскольда. Он большой, Матвея на
заднее сиденье положим. Я буду с ним, а ты садись за руль.
– Мы же вроде выпили.
– Ерунда. Мы человека с простреленной грудью везем. Если
сотрудники ГАИ согласятся нам помочь, мы им будем только признательны.
Я сидела на полу рядом с задним сиденьем, на котором лежал
Матвей, и смахивала слезы.
– Как ты?
– Живой, – пробормотал Матвей.
У меня задрожали губы.
– Все будет хорошо, вот увидишь. Помнишь, как ты в детстве с
пожарной лестницы упал? Ведь у тебя такие серьезные переломы были. Врачи вообще
говорили, что ты не будешь ходить, но ведь ты пошел. И никаких последствий. Ты
ж в рубашке родился! Значит, и сейчас все будет хорошо.
– Откуда ты знаешь про пожарную лестницу?
– Ты же мне сам рассказывал. У тебя дома фотографии детские
есть, где ты в гипсе.
Облизнув сухие губы, Матвей тяжело задышал и спросил:
– Откуда ты все знаешь?
– Я помню все, что ты мне рассказывал. Каждую деталь, каждый
штрих. Я же всегда ловила каждое твое слово.
Я держала Матвея за руку и чувствовала, как страх пронзает
все мое существо. Я боялась его потерять. Еще раз… Я знала, что он больше не
мой, но я очень хотела, чтобы он остался в живых.
Лена гнала на полной скорости, но потом пришлось ее
сбросить. Пошел сильный дождь.
– Лена, гони быстрее.
– Видимости нет.
– Пожалуйста!
– Я стараюсь.
– Дождь. Помнишь, как мы познакомились? – наклонилась я
к Матвею и поцеловала его руку. – Мы познакомились в дождь. Ты меня еще
всегда звал девушкой-непогодой. Это оттого, что у меня никогда не было с собой зонта.
Помнишь, как ты посадил меня в дождь к себе в машину? А сколько летних гроз мы
с тобой встретили? А как радовались радуге? Помнишь, как мы целовались в арке
моего дома, когда на улице шел ливень? Ты мне тогда еще говорил, что видеть
радугу – это счастливая примета.
Я смахивала слезы, целовала руку Матвея и чувствовала на
себе его взгляд.
– А помнишь, как на твой день рождения я сделала тебе
фаршированного гуся? Ты еще его так много съел, что у тебя потом болел живот и
мне пришлось отпаивать тебя таблетками? Какое же было счастье засыпать и
просыпаться рядом с тобой. Я навсегда запомню, как мы встречали с тобой
рассвет. Я мечтала родить тебе детей, а затем нянчить внуков. – Я
всхлипнула и продолжила: – Матвей, я ничего не могу забыть и никогда не забуду.
Несмотря ни на что, время, проведенное с тобой, было счастливым. Я, как могла,
старалась согреть тебя своим теплом. Прости меня за то, что я тогда была такой
предсказуемой и неинтересной. Я постоянно теряла голову, отменяла все планы и
соглашалась во всем с тобой. Я всегда искала твоего одобрения. Ну как с такой
можно жить? Теперь я хорошо знаю, что не стоит забывать и о себе. Я была
слишком мягкотелой. Ну за что меня можно было любить? Разве можно любить
женщину, которая превратилась в циркового пуделя и прыгает через кольцо по
первому зову мужчины? Я ненавижу себя за свое самопожертвование, ведь именно
из-за него наши отношения были обречены. Как ты мог меня ценить, если я сама не
ценила себя? Наши с тобой отношения меня многому научили. Я поняла, что нельзя
так бездарно распоряжаться собственной жизнью. Любой мужчина прежде всего хочет
увидеть в женщине ЛИЧНОСТЬ. Любовь – прекрасное чувство, но оно должно
созидать. Если оно разрушает, значит, любовь переходит в зависимость, а с ней
можно и нужно бороться. Любовная зависимость заставляет забывать о себе и
полностью пренебрегать своей жизнью. Я нашла в себе силы вытеснить давние
переживания. Я смогла понять и достойно принять ту мысль, что ТЫ МНЕ НИЧЕМ НЕ
ОБЯЗАН. Это твое право и твой выбор. Пусть даже и не в мою пользу… Любовь – не
цепи. Никто не должен сковывать другого. Если один уходит туда, где ему будет
лучше, то надо найти в себе силы понять, простить и отпустить. Теперь я стала
совершенно другим человеком. Человеком, который отчетливо понимает, ЧТО ЕГО
ЖИЗНЬ НЕ МЕНЕЕ ЦЕННА, ЧЕМ ЖИЗНЬ ТОГО, КОГО ОН ЛЮБИТ. В жизни столько
увлекательного и интересного… А я столько лет мыслями и чувствами прикована к
мужчине, которому совсем не нужна. Я перевела дыхание. – Я смогла осознать
и признать тот факт, что моя безумная и несчастная любовь, доставляющая мне
столько страданий, на самом деле не любовь, а любовная зависимость. Когда я
смогла свыкнуться с этой мыслью, мне стало значительно легче. Это не имеет
ничего общего с тем высоким чувством, которое и зовется настоящей любовью. Я
попала в ловушку любовной зависимости по той причине, что я просто недостаточно
люблю саму себя.
– Аня, ты же умерла… Твоя душа вселилась в другого человека?
– Я осталась жива… Ты не переживай. Мне ничего от тебя не
надо. Мне нужно только одно: чтобы ты жил. Ты выживешь, будешь жить с Люськой,
воспитывать сына. Я никогда вам не помешаю. Я вас не побеспокою. Я теперь
сильная, пойду своей дорогой.
– Аня, неужели это ты… Я тебе не помог в том проклятом
самолете… Этот ремень…
– Тише. Тебе нельзя волноваться. Ты просто испугался. Ты
хотел жить…
– Аня, я струсил.
– Все в прошлом. Все осталось в прошлом.
– Аня, прости. Мир без тебя стал каким-то неуютным и
беспокойным.
Я по-прежнему держала за руку Матвея, слушала, как он
стонет, и чувствовала, как он слабеет прямо на глазах.
– Если можешь, прости, – глухо произнес он и закрыл
глаза.
Я попыталась найти у Матвея пульс и поняла, что его уже нет…
– Он умер, – всхлипнув, сказала я Елене.
– Умер?
– Все.
– Кто он тебе? Я слышала все, что ты ему говорила.
– Муж.
– А Аскольд тогда кто?
– А Аскольд вообще не пойми кто. Если судить по второй моей
жизни, то вроде тоже муж.
– Так у тебя что, два мужа?
– Лен, долго рассказывать.
– Ну ты даешь. Тут вообще ни одного, а у тебя двое.
– И оба мертвые, – добавила я. – Ни одного живого.
Я назвала Лене домашний адрес Матвея и попросила ее свернуть
в его район.
– Больница нам больше не нужна. Давай повезем его к дому.
Там у него жена и ребенок.
– Я уже запуталась, кто чей муж… Если он один из твоих
мужей, то откуда у него еще жена и ребенок?
– А оно тебе надо?
Лена пожала плечами и поехала к дому Матвея. Я села на
сиденье, положила его голову себе на колени и поцеловала в холодные губы…
