Первой pain in the ass, как любила говорить американка, стала Оля, которая вернулась из Франции совершенно другим человеком. Она сразу же потребовала пересмотреть все их договоренности по разделу прибыли, запросила половину от того, что получала Эммануэль, и заявила, что все деньги, которые она зарабатывает за свои собственные проекты, будут идти только ей. Как оказалось, она собиралась делать какие-то работы для города. Услышав эти требования, Эммануэль поморщилась, но ничего не сказала. У нее просто не было другого выхода. Но она заявила, что в этом случае она не может делить остаток на троих и будет забирать всю оставшуюся выручку, отчисляя ему обычный процент только за модели, проданные через аукцион.
Естественно, Витас не остался в стороне и потребовал то же самое, и, быстро подсчитав, к чему это приведет, Максимус осознал, что в результате он оказался проигравшей стороной, хотя это его совсем не расстроило. Скорее наоборот. Он был рад, что они ушли от принципа «все на четверых». Они просто его переросли.
Витас увлекся безумной идеей об игре, где главным персонажем должен стать его дед. Оля неистово ревновала Эммануэль, и на этой почве постоянно происходили конфликты. Обстановка накалялась. «Деньги – зло», – приходило ему на ум, когда он видел, как распадается их сообщество. Поэтому он был только рад, когда наступило 1 сентября и девочки хотя бы в первой половине дня исчезали в гимназии и они с Витасом могли спокойно работать. Сами они не пошли даже в районные школы, так как у них просто не было документов, чтобы их туда приняли.
Приходилось мотаться к Китайцу и встречаться с жирным Боровом, чтобы брать у него «Крокодил», без которого они уже не могли обходиться в последние дни перед аукционом. Любой подобный выход из дома приводил его в дрожь. Он даже стал просить Витаса сопровождать его в поездках. Это был страх перед этим миром.
«Сколько еще времени мы сможем прожить у Эльки?»
Этот вопрос как заноза сидел в голове, и он не представлял себе, куда же он от нее пойдет.
О его дне рождения даже никто не вспомнил. Друзья были заняты своими проблемами. А мать? Она, конечно, вспомнила, но у нее была своя семья, в которую его просто не впустили, и в тот день он остался без поздравлений. Но к концу дня он обдолбался так, что пришел в себя только через сутки. Но и этого никто не заметил. У его друзей были свои дела.
Но жизнь продолжалась, и вместе с ней множились проблемы.
– Что делать будешь?
Витас был в угрюмом настроении, так как на очередном аукционе его «пряничный дом», как они их называли, был продан в два раза ниже ожидаемой цены. Они стояли на балконе, а девочки в очередной раз выясняли что-то между собой в комнате. Витас передал ему косячок и ответил:
– Завязываю с Гауди. Он исчерпал себя. Следующим будет дед.
Глаза у его друга горели, и убеждать его в таком состоянии было бессмысленно.
– А как ты будешь заниматься маркетингом игры?
– Я не собираюсь этим заниматься. Это будет игровая площадка, куда просто будут заходить игроки.
Максимус даже встряхнул головой, чтобы собраться с мыслями. По правилам другой жизни для любого бизнеса требовалось виртуальное помещение, а значит, придется покупать недвижимость.
«Это безумие!»
Но вслух он не решился ничего сказать.
«Хотя, может быть, это не такая уж безумная идея».
Он прикинул в уме варианты.
– Ты подобрал себе участок или здание?
– Еще нет. Но ты же мне поможешь, правда?
Максимус знал, что Витасу удалось собрать какую-то сумму по результатам последних аукционов. Он знал пару объектов, хозяева которых хотели бы побыстрее их продать, и он предположил, что если идея Витаса провалится, а он в этом не сомневался, то недвижимость находилась в таких местах, где цены будут только расти, поэтому ее легко можно будет перепрофилировать под что-то другое или просто сдать в аренду другим бизнесменам.
– Конечно, помогу. Но ты знаешь, что я сейчас стал риелтором в другой жизни? Десять процентов тебя устроит?
– Пять, – отозвался Витас.
– Для тебя – восемь.
– Для меня – шесть, и ни центом больше.
Косячок уже обжигал пальцы.
– Ну, только для тебя.
Девочки все еще что-то активно обсуждали внутри, и в такие моменты в комнату лучше было не соваться.
– Но нужна же анимация.
– Я договорился с Олей. Она уже начала ее делать за 50 процентов.
«Безумные люди! Хотя 50 процентов от чего? 50 процентов от нуля – это ноль. Он же ничем не рискует!»
Потом ему пришло в голову, что потенциально это – очередной конфликт. Как Оля будет делить свое время между Эммануэль и Витасом? Он уже фактически потерял Витаса как продавца домов на своем аукционе, и может потерять Эммануэль с ее моделями, если девочки окончательно разругаются. Все вместе – это ощутимая потеря на комиссиях. Он заглянул в комнату. Обстановка внутри все еще была напряженной.
– Но Оля занята работой для Эльки.
– Она сказала, что будет успевать делать работу для нее и для меня.
У Максимуса были сомнения на этот счет, и в этот момент на балкон выскочила Эммануэль.
– Еще что-то осталось? – спросила она.
– Всегда.
Эммануэль трясущимися руками стала сворачивать косячок.
Витас с Максимусом договорились ни во что не встревать, поэтому молчали. Ему не понравилось состояние Эммануэль и то, как она взглянула на Витаса.
«Сейчас будет взрыв».
И оказался прав.
– Стой здесь! – рявкнула Эммануэль, когда увидела, что Витас хотел войти внутрь.
Раскурив косячок, она продолжила, злобно глядя на Витаса:
– Я от тебя устала. Если тебе так нужна эта стерва, то убирайся отсюда и с ней живи. Что ты здесь делаешь?
Витас стоял бледный.
– Вы все мне надоели! – закричала она. – Убирайтесь все к ядреной матери.
Витас молча прошел внутрь.
Максимус бросил быстрый взгляд по сторонам. Было еще тепло, и окна и балконы в доме были раскрыты. Он понимал, что в его собственных интересах было бы уладить этот конфликт.
– Эммануэль!
Но она не дала ему продолжить.
– Почему я все время должна зависеть от других людей? – она опять сорвалась на крик. – Сначала от мамочки, потом от дебилов-учителей, а сейчас от этой стервы. Почему?
«Это может плохо кончиться для всех нас».
Он опять взглянул на соседние окна, а затем обнял ее и стал гладить.
– Успокойся, пожалуйста. Все будет хорошо.
– Все уже не будет хорошо, – пролепетала она, положив ему голову на грудь. – Все будет плохо. У меня гадкое предчувствие.
