Я и сама не знаю, куда я бежала. Куда глядят глаза. Падала,
поднималась и бежала опять… Я бежала в сторону леса, надеясь там укрыться. При
этом я кричала: « Помогите !!!», совершено не пони-мая, что в лесу мне вряд ли
кто-то сможет помочь. Это и являлось моей самой главной ошибкой. Мои
преследователи отслеживали мой передвижения по моему крику и не выпускали меня
из виду. Когда прозвучал выстрел, я закричала еще громче и поняла, что моя
жизнь может оборваться в любую минуту. Сейчас меня убьют точно так же, как
убили Александра. Господи, как же это все нелепо! Глупо и нелепо! Умереть
только за то, что я стала ненужной свидетельницей страшного преступления. Но
ведь по этой причине погибают многие… У меня уже не хватало дыхания, я
просто-напросто задыхалась. У меня закололо в правом боку так сильно, что я уже
и сама перестала понимать, отчего так громко кричу — от острой пронзительной
боли, буквально раздирающей мой бок, или оттого, что мне невыносимо страшно.
Конечно, в данной ситуации мне было бы намного разумнее спрятаться и где-нибудь
отсидеться, и я понимала, что должна укрыться и переждать пока отступит
опасность, но мои ноги отказывались меня слушаться и хотя бы на секунду
остановиться. Меня отказывались слушаться не только мои ноги. Мне перестало
подчиняться мое тело, моя шея и моя голова. Я понимала, что я должна
обернуться, чтобы посмотреть, насколько близко преследователи, оторвалась ли я
от них хоть на немного, но моя шея была недвижимой, она не хотела мне
подчиниться.
Когда позади меня раздался еще один выстрел, я попыталась
заорать еще громче, но из моей груди вырывались только слабые, еле слышные
хрипы. Не заметив крутого обрыва, я кубарем покатилась вниз, с ужасом ощущая,
что мое лицо царапают ветки деревьев, а мое тело бьется об острые камни.
Мне показалось, что я катилась целую вечность… И все же,
когда я, наконец, остановилась и смогла поднять голову, я увидела, что мои
преследователи в масках стоят на самом краю обрыва и прикидывают, каким образом
им удобнее всего спуститься. Значит, у меня еще есть время… Время для того,
чтобы убежать, а точнее, для того, чтобы остаться живой.
Морщась от раздирающей боли, я встала и увидела, что
нахожусь у самого берега реки. Моим единственным спасением является вода. Уж
что-что, а плавала я всегда просто отлично. Скинув уже давно мешавшую обувь, я
прыгнула в воду и поплыла к противоположному берегу. Не знаю, откуда у меня
взялись силы… Я слышала, как стреляли по воде, мне приходилось нырять, а потом
я плыла дальше. Я плыла и чувствовала, как мне холодно… бог мой, как же мне
было холодно! Вода казалась ледяной. Странно, ведь сейчас середина лета. Сейчас
середина лета… Я закрыла глаза и подумала, что уже умерла… Я была
одна-одинешенька на середине чужой незнакомой реки. Я плыла и дрожала то ли от
холода, а то ли от страха, в ушах громко пульсировала кровь. А может это была
не кровь, может это был холодный, порывистый ветер…
Чем ближе я приближалась к берегу, тем меньше и меньше я
боялась. Закрыв глаза, я начала читать молитву, которой научила меня моя мать и
которую она заставляла меня читать, когда я была маленькой девочкой.
Совершенно обессиленная, мокрая и трясущаяся от страха, я
вылезла на берег и обхватив колени руками громко заревела. Затем подняла голову
и посмотрела на свои окровавленные руки и ободранные колени. Больше всего на
свете мне хотелось, чтобы меня пожалели… Чтобы моя милая, ласковая мамочка
прижала меня к себе, успокоила, сказала какие-нибудь утешающие слова, я бы
положила голову на ее родные колени и тихонько поплакала. Мама всегда говорила
мне, что для того, чтобы все прошло, необходимо по-настоящему выплакаться. По-настоящему
прочувствовать свое горе и выплеснуть его наружу… Кода оно полностью уйдет
наружу, станет намного легче.
Наплакавшись, я прислушалась. Было совсем тихо. Ни
выстрелов, ни этих двоих в масках. Перед глазами встала чудовищная картина:
безжизненно падающий на землю Александр, его глаза, полные боли и ужаса, его
перекошенный рот, словно он хотел закричать… Хотел, но не смог. Я всматривалась
в темноту, но пока не замечала никакой опасности. Я не знаю, сколько времени я
просидела, но смогла успокоиться, встать и пойти вдоль реки. Каждый шаг давался
мне с трудом. Хотелось кричать, звать на помощь, рыдать, закатить самую
настоящую истерику оттого, что я совершенно одна, никого нет рядом, а значит,
меня никто не выслушает и уж тем более не успокоит. В успокоении я сейчас
нуждалась больше всего на свете.
Я шла крайне осторожно, опасаясь все же, что опасность не
отступила. Как только я представляла Александра мертвым, мне становилось еще
хуже. Если бы он мог предвидеть, что произойдет, он бы обязательно что-то предпринял…
Начался дождь, впрочем, он мне особо не помешал, потому что я и без того была
мокрая. Дождь смывал грязь с моей одежды, но он не мог смыть слезы с моей души.
Эти частые капли… Я переставала понимать, что именно это было — капли дождя или
слезы. Смахнув пот тыльной стороной ладони, я глубоко вздохнула и неожиданно
для себя сказала вслух:
