— Москва слезам не верит. Она вообще ничему не верит, а
уж тем более слезам. Господи, какая же она жестокая, эта Москва. Какая же она
жестокая… В нашей деревне намного проще… У нас и народ совсем другой. Он
добрее, что ли… Точно, он добрее. Наверное для того, чтобы Москва тебе
поверила, в ней нужно родиться, а я родилась красивой, но черт знает где. В
деревне моя красота никому не нужна. Не могу же я свою фигуру на картофельном
поле демонстрировать. Да, видимо, и в Москве она не особенно-то пригодилась. И
все же я не хочу возвращаться в свою деревню. Не хочу работать на огороде! Не
хочу! Не хочу быть похороненной на деревенском кладбище! Не хочу! У нас там у
всех одна программа, и она всегда неизменна. Родился, закончил деревенскую
школу, устроился на ферму и… умер. Когда умер, тебя похоронят на деревенском
кладбище. Живые приходят на это кладбище навестить мертвых, а затем попадают
туда сами. И никто из нашей деревни никогда не вырвался из этого замкнутого
круга. Никогда. Дома я постоянно крутилась перед зеркалом и думала только об
одном — как изменить свою жизнь. Как? Как сделать так, чтобы моя внешность
кому-то пригодилась. Как? Я всегда знала, если в меня вложить немного денег, я
буду просто неотразимой. Я буду сводить мужчин с ума и строить свою жизнь так,
как того требуют правила высшего света. По ночам мне снились странные сны, где
я была в роли кинозвезды. Мне всегда хотелось стать личностью. А еще… Еще мне
хотелось никогда не умирать. Никогда… Я знала, что у меня есть один редкостный
дар — излучать яркий свет и дарить его людям. Я не просто излучаю этот свет, но
и охотно делюсь им с окружающими. Я всегда любила мечтать и никогда не боялась,
что мои мечты не сбудутся. Никогда. Я не любила разговоры односельчан о том,
что поселок, в котором я живу, хоть и небольшой, но зато свой, до самой
гробовой доски, до последнего вздоха.. Мол, деревня маленькая, да удаленькая.
Тут все свое, все родное, нет беготни и толчеи. Мне казалось, что наши называют
Москву деревней, потому что завидуют. Завидуют тем, кто в ней живет. Живя в
своей деревне или в своем поселке (место, где я жила, называли по-разному), я
задавала себе один и тот же вопрос: «Что впереди?» и долго не находила ответа.
Когда я первый раз в жизни увидела Москву, мне показалось, что это мой город,
что я с ним обязательно справлюсь и буду жить в нем, как рыба в воде. Когда я
ступила на Московский перрон в первый раз, у меня в глубине души было ощущение,
что передо мной открылись двери волшебного замка, в котором лежат бесценные
сокровища. До них рукой подать, нужно только дотянуться. Я знала, что все мои
мечты сбудутся, превратятся в реальность. Что мои деревенские одноклассники
будут с гордостью называть мою фамилию, гордиться тем, что когда-то учились со
мной в одном классе. И даже когда я умру, церковь безоговорочно причислит меня
к лику святых и перед моим изображением будут обязательно зажигать свечу. Да,
это поистине сложно — родиться принцессой на деревенской земле. Господи, как же
это сложно… На деревенской земле рождаются крестьяне, которые любят эту самую
землю, тщательно ее обрабатывают и с огромным удовольствием пожинают плоды. Как
же тяжело родиться на этой земле принцессой, которая не умеет на ней работать,
не хочет и, самое главное, никогда не сможет себя заставить, потому что
принцессы любят делать только то, что им хочется и никогда не возьмутся за то,
к чему не лежит их душа. Как тяжело жить с крестьянами, делить с ними быт и
вести беседы, когда в тебе течет королевская кровь. Как же это тяжело. Я не
ожидала, что Москва настолько жестокая. Господи, какая же она жестокая, эта
Москва… А приезжих-то она как не любит! Она просто ненавидит приезжих. Вот и
приезжай после этого в Москву… Вот и приезжай…
Замолчав, я поняла, что разговариваю сама с собой. Наверное
я просто сошла с ума. Конечно, такое увидеть… На моем месте сошла бы с ума
любая девушка.
…Неожиданно я услышала чьи-то голоса. Я напрягла слух.
Где-то совсем близко разговаривали люди. Где-то там, за стеной ближайших
деревьев. Я всхлипнула, отчаянно смахнула слезы и пошла к людям…
Глава 5
Пробравшись между деревьями, я вышла на просторную поляну и
увидела несколько незнакомых машин. В свете фар о чем-то оживленно беседовали
мужчины. Вернее, они не просто беседовали. Разговор шел на повышенных тонах.
Это было похоже на какую-то «стрелку», сходку, которую устраивают подальше от
человеческих глаз. Река, лес, удаленность от жилья… Они чувствовали себя
свободно, не таились, не оглядывались по сторонам, похоже, при необходимости
готовы были достать оружие. Впервые за последнее время у меня сработал здравый
рассудок, и я притаилась за деревом. Выходить на поляну и просить у незнакомых
мужчин помощи слишком рискованно. Сначала надо понять, кто эти люди и для чего
они здесь собрались.
По-прежнему шел дождь. Странно, но я к нему уже привыкла.
Мокрый облегающий джинсовый костюм стягивал мою фигуру, словно тугой корсет.
Мокрые спутанные волосы лезли в глаза. А еще кровь, сочившаяся из ран. Кровь,
перемешанная с дождем…
— Все, мужики, по-моему пора разбегаться, — сказал
тот, что стоял у довольно дорого джипа. — Дело сделано. Я думаю, НИ у кого
нет претензий.
Андрей должен считаться пропавшим без вести. Никто и никогда
не должен знать о том, что он мертв. Если всплывет его смерть, мы все попадем в
жуткую ловушку. Мы лишимся того, что имеем. Конечно, жалко, что мы не можем
похоронить его по-человечески. Так сложились обстоятельства, и мы ничего не
можем изменить. Конечно, мы могли купить место на кладбище и похоронить его под
другим именем, но на любом кладбище так много любопытных глаз… Мы будем его
навещать здесь. И никаких памятников. Лишние подозрения нам ни к чему. Каждый
из нас может найти это место с закрытыми глазами. Мы его чувствуем… Чувствуем
тот свет, который пробивается из земли там, где захоронен Андрей.
Мужчина встал на колени и припал губами к земле. Поцеловав
ее несколько раз, он встал и даже не отряхнул брюки. Его примеру последовали
остальные.
— Яков, а что решим по поводу родственников? —
спросил тот, что встал с колен последним.
Как договорились. Для родственников он будет тоже пропавшим
без вести, — ответил Яков. — Жена, дети, мать, теща — пусть все
остаются в неведении. О смерти Андрея знаем только мы пятеро, и в этой тайне
никогда не будет шестого. Предлагаю посадить на месте захоронения Андрея пять
елочек. Посадим плотным кольцом. Это будет добрый знак того, что мы, пятеро его
близких друзей, всегда о нем помним, любим его и по-мужски скорбим. Только
давайте побыстрее, мы и так уже промокли до нитки.
