Меня охватило отчаяние. Я готова была разрыдаться, но страх
быть обнаруженной помог мне сдержаться. Боже мой! Он едет не в центр, а в свой
загородный дом… Возможность выскочить где-нибудь на светофоре ровна нулю,
потому что здесь попросту нет светофоров. Я понимала, что отпущенные мне пять минут
пролетят, как пять секунд. Я обязана принять новое. Шансы на мое спасение
улетучиваются прямо на глазах. Что делать? Закричать? Просить остановиться,
выслушать меня, умолять помочь мне? И я уже чуть было не сделала это. Чуть было
Не доверилась первому встречному, в сомнительной репутации которого не
сомневалась ни минуты. Но в тот момент, кода я уже собралась это сделать, Яков
резко притормозил и бросил на заднее сиденье какой-то предмет. Не поворачивая
головы, я скосила глаза и взглядом затравленного зверя посмотрела на этот
предмет. На моей спине выступил ледяной пот — рядом со мной лежала самая что ни
на есть настоящая кобура, из которой виднелся пистолет. Я еще никогда в жизни
не видела оружие так близко и вообще считала оружие признаком беды и опасности.
Я даже где-то читала, что в доме нельзя держать оружие. Мол, если в доме есть
оружие, оно обязательно выстрелит. Выходит, у Якова бывают моменты, когда он
должен пользоваться своим пистолетом…
Машина заехала во двор дома, потом в подземный гараж. Я уже
плохо соображала и по-прежнему не сводила глаз с лежащего на заднем сиденье
пистолета. Я должна была бы взять пистолет, наставить его на Якова и приказать
ехать в Москву. Я понимала, что скоро может быть просто поздно, но ничего не
могла с собой поделать. Страх сковал меня так, что я застыла, как мумия.
Странно, но Яков не вышел из машины. Он нервно закурил
сигарету и стал смотреть в мутное окно машины. Я тоже взглянула в окно и
содрогнулась. К машине шла молодая женщина в длинной ночной рубашке, с полупустой
бутылкой виски в руках. Исхудавшая, взлохмаченная, не совсем опрятная, она была
похожа несчастную полинявшую птицу. К тому же она была далеко не трезвая. Она
едва шла, с трудом удерживая равновесие. Ступая босыми ногами по холодному
бетону, она продолжала отхлебывать виски. Яков приоткрыл окно, но из машины не
вышел. Он нервно курил и стряхивал пепел прямо на пол.
— Яков-, а что ты домой не идешь? — Женщина
остановилась в метре от машины, обнимая почти пустую бутылку, как обнимают
маленькое дитя.
— Ты же видишь, я курю, — совершенно спокойным
голосом ответил Яков.
— Дома покуришь.
— Я, может, посидеть немного хочу. Подумать.
— Дома подумаешь.
— Я и так дома.
— Ты не дома. Ты в гараже.
— Я просил тебя лечь спать. Я же сказал, что скоро
буду. Послушай, ты зачем так нажралась?!
— Я не нажралась. Я просто была одна. Я вообще,
постоянно, по жизни одна… Яков, скажи, у тебя кто-то есть?
— Я тебе уже тысячу раз говорил, что у меня никого нет.
— Скрываешь… Ты со мной редко спишь. Тебя ко мне
совершенно не тянет. Сегодня ты даже назвал мня вещью. А я и есть вещь… Кто я
такая?! Конечно, вещь. Вещь, которая тебе надоела и которую ты хочешь заменить
новой.
Яков сплюнул прямо на пол и процедил сквозь зубы:
— Пошла вон, пьяная дура.
— А ты? — спросила женщина, как ни в чем не
бывало. По всей вероятности она уже привыкла к подобным оскорблениям и
научилась на них не реагировать.
— Я скоро приду. Сегодня у меня был слишком тяжелый
день, мне хочется побыть одному.
— У тебя был не только тяжелый день, но и тяжелая
ночь, — съехидничала пьяная женщина.
— И ночь тоже. Я тебе русским языком сказал, что хочу
немного побыть один. Иди в дом.
— Где ты хочешь побыть один? В гараже?!
— Хотя бы и в гараже.
— Почему?
— Я готов быть где угодно, только бы не видеть твоей
пьяной рожи! — взорвался Яков. — Неужели ты до сих пор не поняла, что
пьяная ты мне неприятна.?!
Женщина не уходила.
— Яков, скажи, ты хоть немного меня любишь? Хоть самую
малость? Можешь не отвечать. Я знаю ответ. Ты вообще никогда никого не любил.
Ты не умеешь любить людей. Ты умеешь любить только деньги.
У меня заболела голова. Мне стало невыносимо холодно, словно
меня пронзил сильный ледяной ветер. Это нервы. Занемели ноги. Больше всего на
свете мне хотелось выпрямиться, встать во весь рост. Я поняла, что больше не могу
сидеть в бездействии. Не могу! У каждого человека есть определенный запас
терпения, но когда он иссякает, человек способен на самые непредсказуемые
поступки.
— Яков, я больше так не могу… — вновь заговорила
женщина.
— Как?!
— Так.
— Я спрашиваю, как ты не можешь?!
— Так.
— Но как?!
Женщина покачнулась, оперлась о стену и еле слышно сказала:
— Я больше так не могу. Я не могу так жить.
— Как?!
— Так, как мы с тобой живем.
— Ты устала от денег?
— Нет. Мне кажется, ты сам от них устал.
— Ты же знаешь, что я никогда от них не устаю.
Дорогуша, тебе нужно было выйти замуж не за меня, а за рабочего, которому не
платят зарплату по три месяца. С ним ты бы не стала уставать. Мне кажется,
мужчина твоей мечты должен работать именно на заводе. Рано утром уходить на работу,
а возвращаться после пяти.
Ты бы варила ему нехитрую похлебку, стирала его спецодежду.
А потом ты будешь плодить нищету — нарожаешь ему детей и пустишь их по миру с
протянутой рукой, конечно. Потом опять начнешь пить. Только пить будешь уже не
виски, а какой-нибудь самогон. Закусить будем нечем. Но ничего, хлебом
занюхаешь. Придется к этому привыкнуть. Каждый день будешь устраивать своему
работяге истерики, говорить затертую фразу: «Я больше так не могу».
— Мне не нужен рабочий с завода, — замотала головой
пьяная женщина. — Мне нужен ты…
— Ах, тебе нужен я?! Тогда не доводи меня своими
пьяными звонками!
От неподвижности мое тело занемело так, что я перестала
ощущать его. Хотелось выть от усталости и злости. Мысленно я молила Господа
бога только об одном — чтобы эта пьяная женщина как можно скорее ушла к себе в
дом, а Яков пошел бы следом за ней. Я совершенно не думала о том, что будет со
мной. Главное, чтобы я осталась одна и смогла хотя бы вытянуть занемевшие ноги.
Видно, Господь услышал мою молитву. Яков вышел из машины,
громко хлопнув дверью. Вплотную приблизившись к пьяной женщине, он отвесил ей
хорошую пощечину.
