Поставив поднос на сервировочный столик, она изобразила
подобие улыбки.
— Простите, как вы себя чувствуете?
— Я даже не знаю… Я только пришла в себя, —
ответила я нерешительным голосом.
— Это значит, что уже лучше.
— Что, лучше?
— Если вы пришли в себя, значит ваш организм
справляется с болезнью.
— Вы так считаете?
— Конечно, это видно и по вашему лицу У вас появился
румянец.
— У меня слабость, кружится голова, меня тошнит. —
Я почувствовала в женщине родственную душу, принялась ей жаловаться и чуть было
не разревелась. — А еще у меня ногу тянет и мне кажется, что она у меня
скоро отнимется.
— Не переживайте. Тошнота и головная боль скоро
пройдут. Такое самочувствие бывает всегда, после того, как человек некоторое
время находился без сознания. А с ногой придется немного потерпеть. Я принесла
вам обезболивающие таблетки. Они действуют очень быстро и эффективно.
Попробуйте.
— Простите, а что с моей ногой? — спросила я тихим
и совершенно чужим голосом.
Женщина растерялась. Видимо она не ожидала такого вопроса и
не знала, что ответить.
— В меня стреляли? — помогла я ей с ответом.
— Да. У вас пулевое ранение правой ноги.
— Пулевое ранение?! Это очень серьезно?
— Слава богу, пуля не застряла в ноге. Она прошла
насквозь.
— Прошла насквозь? — Я посмотрела на забинтованную
ногу и почувствовала как на моем лбу выступил холодный пот.
— Доверьте, это лучше…
— Лучше чего?
— Лучше, чем резать ногу и доставать из нее пулю. Скоро
все пройдет. Я вас уверяю. В этом ранении нет ничего страшного. Я вас уверяю, в
дальнейшем не будет никаких последствий.
— Вы считаете, что в огнестрельном ранении нет ничего
страшного?
— Я считаю, что в том ранении, которое у вас, ничего
страшного нет. Кстати, давайте познакомимся. Меня зовут Вера Анисимовна.
— А меня Анжела.
— Вот и замечательно. Анжел очка, вы должны выпить
горячего чая и желательно с медом. Я вам его принесла. Вы не представляете,
какой у нас вкусный мед. Я уверена, что вы никогда не пробовали меда вкуснее.
Только для начала нужно выпить обезболивающее. Вы увидите, вам сразу станет
легче. А насчет меда со мной даже не спорьте. Зеленый чай с жасмином и
настоящий липовый мед… Это поднимет с кровати любого. У нас такой мед…
Я тупо смотрела на незнакомую женщину, которая как-то
чересчур заботливо, по матерински, наливала мне горячий чай.
— Вера Анисимовна? Вы сейчас сказали одну фразу…
— Какую?
— Вы сказали, что у вас вкусный мед.
— Совершенно верно. У нас и в самом дел вкусный мед.
— А у кого это у вас?
Женщина чуть было не уронила чайник.
— У меня и у Якова Владимировича. Нет, я сказала
неправильно. Всегда вкусный мед в доме Якова Владимировича.
— А вы ему кем приходитесь? Вы его мать?
— Нет, что вы, — смутилась женщина. — Я его
домработница.
— Значит, я в доме Якова Владимировича… — слабым
голосом проговорила я и страдальчески посмотрела на домработницу. Если Яков
положил меня в комнате без окон, значит, он боится, что я сбегу, а раз боится,
что я сбегу, значит, не хочет меня выпускать в ближайшее время. Значит, он
что-то задумал… Что мог задумать мужчина, который не знает, каким образом я
оказалась в его машине, который считает меня виноватой в смерти его жены и
который в меня стрелял?! Мне стало совсем плохо, и у меня началось
сердцебиение. Возможно, Яков хочет сдать меня в милицию, обвинив в гибели своей
жены. У него деньги и положение. Ему поверят. А у меня… У меня ничего нет…
Ничего, кроме неприятностей и личных амбиций, от которых в ближайшее время не
останется даже следа. Кому нужна лимита, кто мне поверит?! Меня посадят в
тюрьму, и на этом моя московская эпопея закончится.
От этих мыслей у меня страшно заболела голова и помутнело в
глазах. Я взяла чашку чая, услужливо протянутую мне Верой Анисимовной, и
нерешительно спросила:
— А я могу попить чай и уехать домой?
— Что? — удивилась женщина.
— Я говорю, я могу попить чай и уехать домой? А еще
лучше было бы, если бы я попила его уже дома. У меня тоже есть зеленый чай с
жасмином. А насчет меда… Знаете, я его не очень-то и люблю… Но если хотите,
можете дать мне баночку.
Я попыталась встать с кровати, и это мне удалось, хотя и с
большим трудом.
— Я могу идти?
— Куда? — захлопала глазами перепуганная Вера
Анисимовна.
— Домой, — почти взмолилась я. — К себе
домой.
— Немедленно сядьте! Якову Владимировичу не понравится,
что вы встали!
— Ничего страшного. — Я поставила чашку на стол и
попробовала сделать шаг вперед. — Ничего страшного. Я и не хочу угождать
Якову Владимировичу и не горю желанием… Я сама по себе…
— Яков Владимирович приказал мне не сводить с вас глаз.
Он сказал, чтобы вы пока пожили в этой комнате…
— Но ведь здесь нет окон…
— А зачем они вам нужны?
— Вы меня спрашиваете, зачем человеку нужны окна? Тут
что, весь дом без окон?
— Нет. Только одна комната. Супруга Якова Владимировича
была любительницей ВЕШИТЬ. Якову Владимировичу это не нравилось. Иногда он ее
наказывал и закрывал в этой комнате. А окон тут нет потому, что она могла их
разбить.
— Получается, здесь что-то вроде тюрьмы…
— Что-то в этом роде.
— Хорошо. Ваш хозяин наказывал жену за пьянство, а меня
он за что наказал?! Меня наказывать не за что. Я сама пить не люблю и другим не
советую. Я, пожалуй, пойду…
— Нет! — Женщина преградила мне дорогу. Якову
Владимировичу это не понравится…
— А мне плевать..
— На что?
