— На Якова Владимировича и на то, что ему понравится, а
что нет. Мне плевать! — с раздражением заговорила я и вдруг поняла, что
избрала неправильную тактику. Мне не стоит пытаться бежать из дома. Судя по
боевому настроению домработницы, это невозможно. Я в ловушке. Мне нужно
ослабить бдительность врага и, по-моему, я знаю, каким именно образом мне
удастся это сделать.
За спиной Веры Анисимовны показался Яков. Он выглядел не
самым лучшим образом. Какой-то осунувшийся, усталый, бледный. Я медленно
попятилась к кровати и, превозмогая боль, села.
— Здрасте, — нерешительно произнесла я.
— Здрасте. — Яков недобро взглянул на меня и
достал сигарету.
— Вера Анисимовна, а это кто? — обратилась я к
домработнице.
— Как кто?! Это Яков Владимирович. А вы что, разве не
знаете?
— Нет, — замотала я головой. — В первый раз
вижу этого человека.
— Как это в первый раз?!
— В первый раз. Значит, это и есть Яков Владимирович?
Теперь буду знать. А я никак не могла понять, о каком Якове Владимировиче вы
говорили.
— Вы хотите сказать, что вы его не знаете?!
— Нет. А откуда я могу его знать?! Я вообще не понимаю,
каким образом я попала в этот дом.
Домработница удивленно пожала плечами.
— Она вас не знает… Может у нее что-то с памятью? Но
ведь она назвала свое имя.
Назвала. Меня зовут Анжела. Больше я ничего не помню. Хотя
нет. Я помню, что я жила в деревне или поселке… В общем, в какой-то глухой
провинции. Мне было там очень плохо. Даже чересчур плохо. Я долгое время
мучилась, а потом решила ухать в Москву. Чтобы стать известной. — Я
говорила и чувствовала, как кровь пульсирует у меня в висках. — Наверное
это было глупо — ехать в Москву, чтобы стать известной. В Москве полно своих
знаменитостей. Они тут на каждом шагу. Но меня пригласил один человек… Правда,
я не помню ни его имени, ни того, как он выглядит. Он обещал сделать меня
известной. Говорил, что по мне плачет модельный бизнес, что я могу украсить
обложку любого модного журнала… Я хорошо помню, что он это сказал. А дальше…
Дальше ничего не помню. Нет, помню, как я вышла на перрон, помню, что
испугалась многоэтажных зданий, но больше всего на свете я испугалась того, что
в этом городе меня никто не ждал.
Я замолчала и осторожно взглянула на курившего Якова. Затем
облизнула пересохшие губы и продолжила:
— Я не знаю, каким образом очутилась в этом доме.
Думаю, что попала в него случайно. Наверное я доставила вам много хлопот.
Кто-то прострелил мне ногу, а я даже не знаю, кто. Я читала и слышала, что
Москва — криминальный город, но и подумать не могла, что до такой степени.
Скажите, а где вы меня нашли? Где-нибудь на дороге? Я вам очень признательна.
Наверное вы очень добрые люди, если с таким пониманием относитесь к чужому
горю. Я даже не знаю, как вас отблагодарить… У меня ничего нет. Я бедная
девушка из глухой провинции и еще не заработала денег. Получается, что я перед
вами в долгу. Вот увидите, как только я заработаю, я сделаю вам какой-нибудь
ценный подарок. Обязательно сделаю. У меня не получилось стать известной и
остаться в Москве, придется вернуться обратно в поселок. Это ужасно, но у меня
нет другого выхода. Не всем же быть известными! Прямо от вас поеду на вокзал,
вернусь домой… Я не буду обращаться в милицию, выяснять, кто ранил меня и за
что. Все равно милиция никого не найдет, да и не нужно мне этого. Я девушка
тихая, мирная… Ничего не вижу. Никого не знаю… Мне бы только до своей деревни
добраться, а больше меня ничего не интересует…
Я замолчала и многозначительно посмотрела на Якова.
— Ты все сказала ? — наконец нарушил молчание он.
— Все.
— Молодец, а то я уже устал ждать.
Яков перевел взгляд на домработницу.
— Вера Анисимовна, вы свободны. Когда понадобитесь, я
вас позову. У меня будет разговор. Можете идти.
Домработница послушно кивнула головой и прошептала:
— По-моему, у девушки амнезия. Ее тошнит и у нее
кружится голова. Наверное она очень сильно ударилась головой, когда упала на
бетонный пол. Похоже, у нее сотрясение мозга…
— Я сейчас выясню про ее сотрясение, — недобрым
голосом произнес Яков и метнул в сторону домработницы раздраженный взгляд.
Женщина хотела было ретироваться, но я громко ее окликнула и
затряслась, как в лихорадке.
— Вера Анисимовна, не уходите, пожалуйста. Не
оставляйте меня наедине с этим незнакомым мужчиной. У него глаза недобрые, а я
всегда боялась мужчин с недобрыми глазами. Я вообще мужчин боюсь. Я еще с
детства боюсь летучих мышей, тараканов и мужчин. У меня по отношению к ним
какой-то нездоровый страх. Вы летучих мышей видели? Нет. А я видела. Вот вам
крест, они у нас в деревне летают. И знаете, что в них самое страшное? Глаза. У
них безумные глаза! У вашего Якова Владимировича глаза тоже безумные… Я же вам
говорила, что тараканов боюсь, а у него что-то есть от таракана. Того и гляди
куда-нибудь заползет. Я тараканов всегда ногой давлю и этого бы задавила, да у
меня нога прострелена. Мне наступать больно. Я вас очень прошу, не оставляйте
меня, пожалуйста, один на один с незнакомым мужчиной.
— Да какой он незнакомый. Это же Яков Владимирович, мой
хозяин, — испуганно воскликнула домработница.
— Это для вас он хозяин, для вас он Яков Владимирович,
а я его совершенно не знаю. У меня он ассоциируется с летучей мышью или с
домашним откормленным тараканом…
— Хватит! — —не выдержал Яков и метнул в сторону
ничего не понимающей женщины озлобленный взгляд. — Я сказал, хватит! Вы
свободны, отправляйтесь к себе! Вон отсюда!
— Простите, Яков Владимирович… Простите… — пробормотала
женщина и выскочила из комнаты.
Яков захлопнул дверь ногой и сел.
— Я хотел, чтобы ты заткнулась. — Его голос был
полон злобы и не предвещал ничего хорошего.
— Я заткнулась, — кивнула я.
— Для того, чтобы ты заткнулась, мне пришлось накричать
на женщину, которая служит мне верой и правдой и много лет работает в моем
доме. Я никогда не кричал на нее.
— Я сожалею…
— Сожалеть будешь в другом месте.
— Я правда сожалею.
Послушай, ты, ненормальная, ты давай, заканчивай ломать
комедию по поводу того, что ничего не помнишь. Я твоим спектаклем сыт. Нечего
меня за лоха держать…
— Я и в самом деле ничего больше не помню.
