— Я говорю сроки не совпадают. Сколько вы хотите за то,
чтобы сроки совпали?
Глава 20
Врач посмотрела на меня глазами, полными неподдельного
ужаса.
— Я сейчас позову Якова Владимировича… Я сейчас его
позову, и он мне все объяснит, а то я ничего не могу понять.
Казалось, что из широко открытого рта Зинаиды Ивановны,
стоящей напротив меня и жадно глотающей воздух, вот-вот пойдет обильная пена.
— Вы не позовете Якова Владимировича!
— Почему?
— Потому что я не дам вам этого сделать! Встав у двери,
я приложила палец к губам, показывая, что нужно молчать.
— У меня беременность на два месяца больше, чем считает
муж.
— Я сразу поняла, что что-то не то… Это ребенок не
Якова Владимировича?
— Вы должны сделать так, чтобы этот ребенок был
ребенком Якова Владимировича.
— Но…
— Это не сложно. Я рожу семимесячного. Вы отговорите
Якова Владимировича присутствовать при родах. У вас получится. Он вас
послушает, — словно в бреду говорила я. — Я вам заплачу.
Я буду приезжать к вам каждую неделю и хорошо вам платить.
Мой муж очень богат. Я тоже смогу сделать вас богатой…
— Деточка моя, да я и так не бедная, — прошептала
побледневшая женщина и вновь посмотрела на мой живот.
— Ну что вы так смотрите? Там еще ничего нет…
— Есть. Я знаю это даже не осматривая тебя на кресле…
— Вы можете стать еще богаче… Я буду возить вам деньги
каждую неделю. Я смогу брать деньги у мужа…
— Я никогда не пойду на это. Я слишком хорошо знаю
Якова Владимировича, и он полостью мне доверяет. Его доверие для меня очень
дорого. Я обязана все рассказать. Это мой профессиональный долг. Это моя
репутация. Пойми меня правильно.
— Ну что вы, как попугай, заладили. Я должна… Я должна…
Никому вы ничего не должны! Сейчас вы не должны, не имеете права разрушать
семью.
— Я должна… — настаивала врач.
— У меня семья. Вы должны меня понять как женщина
женщину.
Я пулей бросилась к сумке, быстро выхватила деньги и вновь
встала у двери так, чтобы врач не могла выйти. Я протянула доллары испуганной
Зинаиде Ивановне и нервно смахнула слезы.
— Я вас умоляю! Я вас умоляю! У меня семья! Я не могу
потерять Якова.
— Я ничего от тебя не возьму, — решительно сказала
врач. — Ты просто обыкновенная лгунья. Ты не пара такому благородному
человеку, как Яков Владимирович. Отойди от двери. Я обязана ему все рассказать.
— Тут почти две тысячи долларов. Я привезу еще.
— Я ничего не возьму!
— Но вы же должны меня понять!
— Все, что я могу для тебя сделать, это сказать Якову
Владимировичу, что ты не захотела садиться на кресло и проверяться. Я могу
сказать, что ты отказалась.
— Нет, только не это! Яков Владимирович не дурак и обо
всем догадается!
— Больше я ничего не могу для тебя сделать.
— Но вы же женщина… — Я задыхалась и сделала несколько
глотательных движений.
— Я женщина, а ты падшая женщина. Ты врунья, —
донеслось до меня откуда-то издалека. — Из-за таких, как ты, мужчины
перестают верить нормальным женщинам.
Я уже не видела ее лица, а только черный силуэт, тело мое
стало легким, и я, словно невесомая снежинка, опустилась на пол. Встав на
колени, я вгляделась в темный силуэт женщины, напряглась, чтобы представить,
где у нее карман, из последних сил до него дотянулась и сунула в него деньги.
Затем коснулась холодными, почти ледяными губами, ее мощных икр и стала осыпать
их поцелуями.
— Ради бога… ничего не говорите Якову… Я лгунья… Я себя
ненавижу, но ведь ребенок ни в чем не виноват. Если бы вы только знали, как я
себя ненавижу! Как ненавижу! Я не хотела идти на это. Я ничего не хотела… Я
знала, что этим все кончится… Я хочу умереть. Если бог есть, он пошлет мне
смерть…
Я упала на пол и перестала что-либо видеть и слышать. Но я
еще могла думать. Я вдруг подумала, что смерть услышала мои молитвы, сжалилась
и пришла, чтобы забрать меня к себе. Смерть — она женского рода. Женщина. А
женщина всегда поймет женщину… Она услышала меня и пришла, чтобы помочь. Она
намного добрее и человечнее, чем эта женщина. Получается, что женщина не всегда
может понять женщину… Получается именно так. Господи, а ребеночка-то как жалко!
Как жалко ни в чем неповинного ребеночка…
Мне показалось, что распахнулась дверь и в комнату влетел
Яков. Обрывки фраз с трудом доходили до моего сознания.
— Что с ней? Она умрет?
— Срочно «скорую». Мне кажется, у нее выкидыш…
— Она не умрет?!
— Не знаю. У нее началось кровотечение. Нельзя терять
ни секунды! «Скорую»!
Я почувствовала, как у меня между ног становится тепло,
мокро и липко… До меня долетали голоса, но я уже не понимала, чьи они, о чем
говорят люди.
А потом стало совсем тихо, только какие-то приведения в
белом… Я с ужасом поняла, что попала в ад и буду расплачиваться за свои грехи.
Я чувствовала учащенное сердцебиение, стоял гул в ушах.
Открыв глаза, я поняла, что лежу на больничной кровати.
— Я жива? — тихо спросила я и облизала пересохшие
губы.
— Жива, — сказала медсестра и смочила мои губы
влажным тампоном.
Испуганно положив руки на живот, я попробовала приподняться,
но поняла, что у меня просто нет сил.
— А мой ребенок?
— Ребенка больше нет. Вы сами чудом остались живы. У
вас был выкидыш. Сохранить ребенка было просто невозможно. В течение нескольких
часов врачи боролись за вашу жизнь. Истощение нервной системы, шоковое
состояние. На фоне всего этого произошел выкидыш, который вызвал обильное
кровотечение. Вы чудом не лишились жизни. Я вас искренне поздравляю. —
Молоденькая медсестра улыбнулась.
— С чем? С тем, что погиб мой ребенок?
— С тем, что вы остались живы.
— Неизвестно, стоит поздравлять меня по этому поводу
или нет.
— Правда, у вас могут быть последствия… — Медсестра
замолчала и отвела глаза.
— Какие?
— Вероятность того, что у вас больше никогда не будет
детей достаточна велика.