Кажется, так вытаскивают раненых с поля боя. Вот и хорошо. Представим, что этот человек не мертвый, а раненый. Нам нужно донести его до санитарной машины. Спасем его и получим медаль «За отвагу».
Мы вышли из квартиры, Катя ногой захлопнула дверь. Щелкнул английский замок, но, честное слово, мне было на это наплевать. Даже если бы он не защелкнулся, я бы пальцем не пошевелила. Сейчас мне было наплевать на все: на картины великих художников, на дорогой фарфор, на столовое серебро, на деньги, на ювелирные украшения в сейфе… на все!
Я хотела только одного: отвезти мертвеца подальше от моего дома и забыть о нем, как о страшном сне!
Мы спустились вниз на лифте. В ночном подъезде порадовала пустота и тишина. Соседи спали, как полагается всем порядочным людям, и не интересовались, каким способом я избавляюсь от трупа. И на улице ни одного позднего или раннего собачника, ни одного бомжа, ни одного пьяного на лавке. Тишина, спокойствие, беспробудный сон. Как говорится, «в Багдаде все спокойно».
Мы дотащили мужчину до машины, и здесь наши мнения разошлись.
– Куда ты его тащишь? – зашипела Катька и приказала: – Давай сажай его в кабину.
– А в кабине труп не обнаружат? – попыталась отбиться я.
– А в кабине будет не труп, а пьяный человек! – втолковывала Катька хриплым шепотом. – Посадим его так, будто он спит, и все!
Ничего не соображая, я помогла подруге взгромоздить тело на высокое сиденье. Мертвец как-то странно скрючился и застыл в неестественной позе: огромная неуклюжая кукла, вызывающая отвращение.
Катька оглядела его со стороны и осталась недовольна.
– Нет, так у него неживой вид. Давай садись рядом.
– Рядом с ним?! – не поверила я.
– Ну да! А ты как полагала, в кузове доехать?
Я молча села в салон. Мы образовали живописную группу: две симпатичные девушки, а между ними труп.
Катя грубо встряхнула мертвеца. Задвинула его ноги под приборную доску, придала телу наклон и велела мне выпрямиться. Не успела я опомниться, как голова мертвеца упала прямо мне на плечо!
Я подскочила и чуть не заорала. Зашарила по стенке дверцы в поисках ручки, но Катерина цепко перехватила мою ладонь.
– Сидеть! Только твоей истерики сейчас не хватало!
– Катя, он холодный!
– Не нравится?
Подруга коротко рассмеялась, не разжимая губ. Мне стало так жутко от этого смеха, что я перестала биться и затихла на сиденье.
– Если тебе что-то не нравится – справляйся сама, – предложила Катя. – А я домой поеду. Не хочешь? – догадалась Катя, взглянув на меня. – Боишься не справиться? Ну тогда заткнись и делай, что тебе велено! Ясно?
– Ясно! – быстро ответила я.
– Истерика кончилась? Можно ехать?
Катерина внимательно оглядела меня, удовлетворенно шмыгнула носом. Воткнула ключ зажигания в гнездо, повернула вправо. Машина заурчала сиплым голодным звуком.
– Ты деньги взяла? – вдруг спросила Катя.
– Какие деньги? – не поняла я; зубы выбивали отчетливую дробь то ли холода, то ли страха.
Катя вздохнула:
– Ладно, проехали. У меня с собой двести долларов, надеюсь, хватит.
Катерина тронула педаль газа, выкрутила тяжелый руль. Машина неохотно развернулась и поползла к дороге. Голова мертвеца запрыгала у меня на плече.
«Картина Гойи!» – подумала я и закрыла глаза, чтобы не видеть того, что происходит. Ехать с закрытыми глазами было значительно удобнее. Во-первых, я не видела в сантиметре от себя заострившегося носа мертвеца. Во-вторых, не замечала, куда мы едем. И даже не поинтересовалась у Катерины, каков наш маршрут. Ей лучше знать, решила я мудро и положилась на подругу так, как привыкла это делать всегда.
Немного пугали фары встречных машин. Даже сквозь плотно стиснутые веки я замечала впереди источник света и тут же съеживалась в диком животном страхе. Только бы не патруль, только бы не патруль! И накликала.
Впереди замаячил очередной проблеск света. Катька негромко чертыхнулась, и я открыла глаза. На обочине дороги приткнулась постовая машина, а рядом с ней стоял гаишник в ярком жилете. Полосатый жезл, вытянутый горизонтально, мало напоминал шлагбаум, но Катька послушно затормозила, словно не могла проехать мимо.
Гаишник неторопливо направился к нам, помахивая жезлом. Катька отворила дверцу и обольстительно улыбнулась.
– Документики прошу, – сказал гаишник, даже не подумав представиться.
Его глаза цепко обежали нас двоих. Вернее, троих, хотя одному из пассажиров было уже наплевать на любого представителя власти.
Катерина извлекла из внутреннего кармана плаща паспорт.
– Пожалуйста!
«Надо же, – отметила я, – одеваться не стала, а документ не забыла! Молодец, что тут еще скажешь!»
Постовой изучил паспорт, вернул его и попросил документы на машину.
Катерина снова обольстительно улыбнулась:
– Видите ли, это не наша машина.
– Так, – ответил гаишник, оживляясь. – А чья?
Катька небрежно кивнула на мертвеца:
– Вот этого придурка. Наш знакомый. Упился, скотина, вусмерть… и дал храпака, – продолжала Катерина как ни в чем не бывало. – Пришлось нам с подругой тащить его домой.
Постовой открыл дверцу пошире, заглянул в лицо мертвецу. Вернее, попытался это сделать, так как ему был виден только затылок.
– Тряхните его! – потребовал гаишник.
Катерина схватила труп за плечо и потрясла.
– Ванька! – позвала она громко. – Очнись, придурок, проверка документов!
Я не смогла сдержаться и громко лязгнула трясущейся челюстью. Мертвец, как и следовало, остался неподвижен и нем.
– Бесполезно, – сказала Катька с сожалением. – Если хотите – будите его сами. Только из машины вытащите. Придурка тут же тошнить начнет, он вам всю обувь заблюет.
Такая перспектива, видимо, гаишника не вдохновила. Он поджал губы и в нерешительности уставился на затылок мертвеца.
– Маш, открой бардачок, – сказала Катька. – Посмотри, может, он там документы держит.
Я послушно открыла пластмассовую крышку, надеясь, что в полутьме не видно, как у меня трясутся руки.
– Точно! – сказала Катя. – Вон справа лежат, в уголке. Да вот они, не видишь, что ли?
Она раздраженно отбросила в сторону аудиокассету и схватила кожаную корочку, лежавшую под ней. При этом успела незаметно так ущипнуть меня за руку, что я чуть не вскрикнула.
– Вот, – сказала Катька, вручая гаишнику права. – Тепляков Иван Сергеевич, если он нам опять не соврал.
Постовой принял документ, изучил его, но как-то без особого восторга.
