Он стоял в дверях и смотрел мне вслед, пока я не уехал.
На обратном пути я заехал в Адельсхайм. В ресторане гостиницы было полно народу. Несколько коммерсантов, учителя из интерната; за одним из столиков сидели трое мужчин — как мне показалось, судья, прокурор и защитник из адельхаймского участкового суда, которые продолжали свой процесс в непринужденной обстановке, без обременительного присутствия обвиняемых. Мне это было знакомо по моей прокурорской жизни.
В Мангейм я вернулся как раз в час пик, и пятьсот метров по Аугустен-анлаге я ехал двадцать минут. Я открыл дверь конторы.
— Герд! — услышал я и, обернувшись, увидел Юдит, которая шла ко мне через улицу сквозь поток стоящих в пробке машин. — Мы можем поговорить?
Я опять запер дверь.
— Давай немного пройдемся.
Мы прошли по Мольштрассе и вышли на Рихард-Вагнер-штрассе. Юдит не сразу заговорила.
— В субботу я погорячилась. Я и сейчас считаю, что ты должен был мне еще в среду рассказать обо всем. Но я понимаю, что тебе было нелегко. Мне очень жаль, что я вела себя с тобой как с человеком, которому нельзя доверять. Я действительно часто веду себя как истеричка, с тех пор как не стало Петера.
Я тоже ответил не сразу.
— Я сегодня утром отправил тебе отчет, вместе со счетом. Ты получишь его сегодня или завтра. Это было для меня тяжелое испытание. Мне как будто что-то вырвали из сердца — тебя, Петера Мишке, ясность обо мне самом, которую я постепенно начал обретать благодаря этому делу.
— Так значит, ты согласен продолжать расследование? Скажи в двух словах, что там написано в твоем отчете.
Тем временем мы дошли до Кунстхалле.
[97]
Упали первые капли дождя. Мы вошли внутрь, и пока бродили по залам, стены которых были увешаны картинами XIX века, я рассказывал о том, что мне удалось выяснить, излагал разные версии, делился своими предположениями и вопросами. Перед картиной Фейербаха
[98]
«Ифигения в Авлиде» она остановилась.
— Красивая картина! Ты знаешь сюжет?
— Если не ошибаюсь, Агамемнон, отец Ифигении, решил принести ее в жертву богине Артемиде, чтобы та послала ветер и греческий флот смог отплыть в Трою. Мне тоже нравится эта картина.
— Хотелось бы знать, кто эта женщина.
— Ты имеешь в виду, с кого он ее писал? Это Нанна, жена римского сапожника. Фейербах ее очень любил. Ради нее он бросил курить. А потом она сбежала от него и от своего мужа с каким-то англичанином.
Мы пришли к выходу и увидели, что дождь еще не кончился.
— Что ты теперь собираешься предпринять?
— Завтра хочу поговорить с Гремлихом, коллегой Петера Мишке из РВЦ, а потом кое с кем на РХЗ.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Пока не знаю. Если понадобится твоя помощь, я скажу. Фирнер знает о твоих отношениях с Петером и о том, что ты поручила мне расследование?
— Сама я ему ничего не говорила. Но почему он мне ничего не сказал о причастности Петера к этой компьютерной истории? Ведь сначала он держал меня в курсе.
— И ты даже не узнала, что я закончил расследование?
— Нет, твой отчет сначала попал ко мне на стол. Текст был довольно мудреный — сплошь технические термины.
— Ты видела только первую часть. Очень бы хотелось узнать, почему. Ты не можешь это как-нибудь выяснить?
Она обещала попробовать. Дождь перестал, стемнело, загорелись первые огни. Дождь принес с собой вонь РХЗ. По дороге к машине мы молчали. У Юдит была усталая походка. Прощаясь с ней, я и в глазах у нее увидел глубокую усталость.
— Я неважно выгляжу, да? — спросила она, почувствовав мой взгляд.
— Да. Тебе надо куда-нибудь съездить на недельку.
— В последние годы мы с Петером всегда ездили в отпуск вместе. Мы и познакомились в клубе «Медитерране». И сейчас мы были бы уже на Сицилии. Поздней осенью мы обычно ездили куда-нибудь на юг. — Она заплакала.
Я положил ей руку на плечо. Сказать мне ей было нечего. Я молча ждал, пока она выплачется.
15
Вахтер меня еще помнил
Гремлиха было не узнать. Костюм «сафари» он сменил на брюки из шерстяной фланели и кожаный пиджак, волосы были коротко пострижены, над верхней губой красовались холеные усики а-ля Менжу,
[99]
и вместе с новым внешним обликом он гордо демонстрировал и новую, уверенную манеру поведения.
— Здравствуйте, господин Зельб. Или мне лучше называть вас Зельк? Что вас привело к нам на этот раз?
Я не знал, что и думать об этом. Мишке вряд ли стал бы рассказывать ему обо мне. А кто еще? Кто-то с РХЗ. Случайность?
— Хорошо, что вы уже в курсе. Это облегчает мне мою задачу. Мне нужно взглянуть на базу данных Мишке, которую он хранил здесь. Будьте добры, покажите мне ее.
— Простите, не понял?.. Здесь уже нет никаких баз данных Петера. — Он смотрел на меня растерянно и недоверчиво. — Какую, собственно, организацию вы сейчас представляете?
— Угадайте с двух раз. Значит, вы удалили базу данных? Ну что ж, может, так лучше. А что вы скажете об этом? — Я достал из портфеля компьютерную распечатку из папки Мишке.
Он положил ее на стол и довольно долго листал.
— Откуда это у вас? Это было распечатано пять недель назад здесь у нас, но к нашим базам данных это не имеет никакого отношения. — Он задумчиво покачал головой. — Я бы хотел познакомиться с этим поближе. — Он посмотрел на часы. — Мне пора на совещание.
— Я с удовольствием занесу вам эти бумаги как-нибудь в другой раз, а сейчас мне нужно взять их с собой.
Гремлих протянул мне распечатку, но у меня было такое впечатление, как будто я силой вырвал ее у него из рук. Я сунул эти, судя по всему, взрывоопасные бумаги обратно в портфель.
— А кто занял здесь место Мишке?
Гремлих смотрел на меня уже почти испуганно.
— Я вас не понимаю, господин Зельб, — сказал он и встал. — Давайте продолжим этот разговор в другой раз. Мне действительно уже пора.
Он проводил меня до двери.
Выйдя из здания РВЦ, я немедленно, из ближайшей телефонной будки на Эбертплац, позвонил Хеммельскопфу из Бюро кредитных историй.
— У вас есть что-нибудь на Йорга Гремлиха?
— Гремлих… Гремлих… Если у нас на него что-то есть, я сейчас же увижу это у себя на мониторе, минутку. Да, вот, Гремлих Йорг, родился девятнадцатого ноября сорок восьмого года, женат, двое детей, проживает в Гейдельберге, Фуртвенглерштрассе, ездит на красном «эскорте», HD-S 735. У него были долги, но, похоже, теперь дела его пошли в гору. Две недели назад он выплатил Банку городского коммунального хозяйства сразу всю оставшуюся сумму кредита. Около сорока тысяч марок.
