Я нашел. Я больше не был один.
Мой смех отразился от каменных стен, и эхо раздробило звук в торжествующий хохот. Ты мой город! Я больше не боюсь тебя, Черный Пес!
И, повинуясь моему смеху, сон стал меняться. Питер заколебался, как воздух над пламенем свечи.
– Нет, подожди! – завопила Нан, раскинув руки, вцепилась в полотно сна.
– Да брось ты его, давай полетаем!..
– Серый, мне же интересно! – проскулила она, торопливо зашивая прореху в Питере мыслями-стежками, извлеченными из моей памяти.
Я неохотно отпустил сон в прежнюю колею. Почти нарисованный огромный город-планета из знаменитой космической киноэпопеи исчез, вернувшись в свою далекую галактику.
Осталось только небо. В прошлом сне было низкое сероватое марево, а сейчас над городом открылась бездна, звезд полна. Над Питером никогда не было и не будет такого неба. И над тем городом-планетой тоже. Над любым из городов…
Такое небо разве что над полюсами Земли или над вершинами великих гор. Очень негородское, яркое-яркое и такое близкое, что можно достать звезды руками.
– Покажешь мне свой мир?
– Конечно. – Я воспарил было… и приземлился. Такими темпами мы далеко не улетим. Нан жаждала как следует рассмотреть мой мир. Ее завораживало все. Она останавливалась и приседала на корточки, изучая асфальт и канализационные люки, с восторгом рассматривала стены домов, витрины, прозрачные и отражающие. Требовала читать ей вывески и плакаты, сыпала вопросами.
– …Марик… пахер… чего?..
– Особое место, где специально обученные люди срезают волосы…
– Кому срезают?
– Людям!
– А зачем? Для волшебства? А что здесь?
– Тут продают… – Табака у вэйри не было, не было понятия и слова для именования, и у меня получилось «дурной дым, который вдыхают люди».
– Зачем вдыхают? – Она подошла к табачному киоску. – Ой, какие картинки… неужели ваши женщины действительно это носят?
– Не все и не всегда. – Я отвел взгляд. – Только в исключительных случаях.
Нан внимательно рассмотрела журнал, окинула взглядом себя. Ее привычный лесной наряд заколебался, стал таять и сменился… в общем, сменился тем еще прикидом.
– Кажется, в этом не очень удобно, – критически заметила она, вертясь. – Или у меня тело другое?
Тело у нее как раз такое, какое надо. Куда лучше, чем у девушки на обложке. Опять все на свете возвращается на круги своя…
В довершение всего Нан попыталась скопировать ее позу и выражение лица.
– Нан, перестань! – взмолился я.
– А что не так? – удивленно осведомилась она.
– Нан, оденься, или я за себя не отвечаю! – возопил я.
Нан опустила руки.
– Извини, я не подумала. – Вид у нее мгновенно стал виноватый. – Это ритуальная одежда, да?
– Ритуальная, – заверил я. – Ритуальнее некуда. Сними, пожалуйста!
Нан восприняла просьбу буквально, махнула ладонью вдоль тела. Кружева и шелк растворились мгновенно.
– Дразнишь, – констатировал я.
– Да, немного, – призналась Нан.
Повторяя себе, что это сон, я придумал девушке джинсы и куртку. Она облачилась, обрадовавшись ненастоящей обнове как реальной, вертелась, оглядывая себя. А я любовался ей.
В узких джинсах и короткой курточке моя эльфийская принцесса выглядела как настоящая человеческая девчонка, россиянка с сильной примесью восточной крови. Лицо нетипичное, но в Питере и вообще в русских много всего понамешано, и на нее не всякий бы обернулся. Ну и что – глаза? Люди редко смотрят друг другу в глаза. А если заметят, сочтут игрой света. Или контактными линзами. Уши? Конечно, выдающейся остроконечности, но не такие уж длинные, можно скрыть волосами. Вот так…
Я протянул руку и поправил волосы. Нан улыбнулась озорно, сверкнули очень белые зубы. Клыки при улыбке и вовсе не заметны.
– Речку бы или хотя бы лужу…
– Зачем? – спросил я, беря ее за руку и двумя шагами переносясь к Неве. Нан наклонилась над серыми волнами, стараясь разглядеть свое отражение. Засмеявшись, я сделал шаг назад, к табачному киоску.
– Смотри! – указал на зеркало витрины напротив.
И понял, что мы не отражаемся в нем.
Город отражался. Но нас в нем не было.
– Вот те раз… – пробормотал я растерянно. – Мы что, вампиры?
И понял вдруг. Нан тоже увидела, ее рука сжала мою так, что я крякнул и чуть не проснулся. Торопливо обернулся – за спиной светлые улицы, ни ветерка, ни звука. Снова уставился в зеркало.
Питер… под взглядом через зеркало город оживал. Становился настоящим. Живым и реальным.
В том Питере был зимний день. Грязный снег лежал на клумбах, голые деревья вздымали ветви к низкому небу. Торопились куда-то люди, машины шли нескончаемым потоком, витрины красили ночь серебром, сиял рекламный неон, буквы в котором не выворачивались зеркально.
Кто-то остановился у витрины. Хипповатый парень моего возраста вытаращил глаза, глядя на нас. Я махнул ему. Парень медленно перевел застывший взгляд на сигарету в руке. Отбросил, словно обжегшись, торопливо помахал перед лицом руками, неумело перекрестился и почти бегом пошел прочь.
Интересно, бросит?..
Я ощутил вдруг неописуемую вонь, рядом закашлялась Нан. Не сразу узнал запах городской зимы. Смог, мокрый снег, мокрый камень и асфальт, какая-то гниль, запах огромных толп людей.
сделай шаг и ты будешь там
Взять Нан за руку, шагнуть через стекло и оказаться дома. Вдруг проснуться не в лесу у реки, а посреди мостовой…
Интересно, как среагируют питерцы?
Скорее всего, никак. Не шарахнутся прочь, крестясь, поморгают и уверят себя, что привиделось. Ведь чудес не бывает…
Я все-таки прикоснулся к витрине. Пальцы почувствовали незначительное сопротивление – и холодную сырость города.
Вздрогнув, я отдернул руку, и за пальцами потянулись зеркальные нити.
– Прям «Матрица», массаракш… – Я потянул сильнее и выругался, зеркало облегало уже всю кисть, словно серебряная перчатка. Я не знал, чем мне это грозит, но предпочел не проверять, попытался содрать перчатку. Застывающее стекло стало медленно отшелушиваться серебряными чешуями.
Зеркальная витрина, в середине которой была неровность от моего прикосновения, вдруг колыхнулась, пошла волнами, как поверхность воды, в которую упал камень…
И высыпалась нам под ноги.
Я подскочил от неожиданности, сбросил одеяло и резко сел, очумело завертел головой, не уверенный, что проснулся. Раннее утро, туман вокруг, дальше десятка шагов не разберешь ничего. Нан тоже села, моргая обалдело, помотала головой, ущипнула себя за руку. Потом меня.
