– А ты что расстраиваешься? Теперь не придется Крышку
от унитаза постоянно протирать. Мороки меньше.
– Светка, ты неисправимая, – немного успокоившись,
прошептала я и положила трубку на место.
Не выдержав, я зашла в туалет, внимательно посмотрела на
крышку и не смогла сдержать улыбки…
Эпилог
Сегодня особенно торжественный день, потому, что фильм, в котором
я снялась, признан лучшим фильмом года, а я приехала на кинофестиваль для того,
чтобы получить приз за лучшую женскую роль года. Я уже научилась не волноваться
и вести себя перед камерой совершенно раскрепощенно, но сегодня другое дело.
Сегодня я страшно волнуюсь… Все нынешние критики были единодушны в том, что наш
фильм заслуживает самых лестных эпитетов. Всплеск обожания меня как актрисы
достиг просто небывалой высоты. Я стала эталоном красоты и женственности.
Светка просчитала мою карьеру на ход вперед и не один месяц
выжимала из проклятого режиссера все соки. Меня стали раскручивать с моего
самого первого дня на съемочной площадке. Признаться честно, это была не только
неслыханная раскрутка, но и настоящий массовый психоз. Все газеты в один голос
называли меня самым оригинальным талантом, взошедшим в нашем кинематографе за
последние несколько лет.
Мы переехали со Светкой в новую роскошную квартиру, которую
Светка выбрала и обставила по своему смотрению. А еще… Еще мы решили отдать
кассету и забыть, что было записано на той пленке.
Это решение к нам пришло в голову потому, что больше мы не
боялись возврата к старой жизни, потому что у меня есть талант. А когда есть
природный талант, нечего бояться. Я открыла для себя, что могу отлично играть и
вживаться в любой образ, и даже в тех эпизодах, когда я плакала, мне не
требовалось никакого глицерина. А плакала я по-настоящему… Я просто умела
чувствовать так, как не умеют чувствовать другие…
Весть о том, что снятый фильм будет демонстрироваться не
только в России, но и за рубежом, сильно меня взбодрила и натолкнула на мысль о
том, что меня будут знать не только мои соотечественники, но и те, кто
эмигрировал из России много лет назад.
– Ты будешь мировой звездой, – шептала мне на ухо
Светка, расчесывая по утрам мои волосы.
Я улыбалась и совершенно не собиралась с ней спорить. А
почему бы и нет? Чтобы добиться большого успеха, нужно очень сильно захотеть.
– Этот гребаный режиссер вряд ли сможет раскрушть тебя
за границей, – махала рукой Светка и хмурила брови. – У него кишка
тонка. Ну да ладно, мы сами с усами. Прорвемся. Может, какого ихнего импортного
режиссера охмурим и пошантажируем.
– Свет, ну не говори ерунды…
– А чего? Опыт имеется. У меня уже все ребра сростись.
Можно по новой ломать.
Я смотрю на Светку, сидящую в инвалидной коляске, грустным
взглядом, беру ее руку, крепко целую и чувствую, как на мои глаза набегают
слезы.
– А ну-ка не реви, тебе сегодня приз получать, –
злится Светка и достает из кармана платок, – Ты сегодня у меня должна быть
королевой бала! Ты должна выглядеть так, чтобы все мужики кончали в штаны.
– Свет, что говорят врачи? Ты никогда не будешь ходить?
– Никогда, – качает головой Светка и прячет от
меня глаза, потому что в них тоже появляются слезы. А затем я смотрю на
Светкину голову и обращаю внимание. на бигуди. Светка моментально улавливает
мой взгляд и говорит обиженным голосом:
– Ну что ты так на меня смотришь? Я тоже хочу быть
красивой. Может, отхвачу себе какого-нибудь инвалида.
Мы громко смеемся и в четыре руки начинаем снимать Светкины
бигуди… А затем выпиваем по сто граммов виски для храбрости и смотримся в
зеркало.
Я встаю, поправляю свое вечернее платье и прохаживаюсь по
гримерной привычной походкой манекенщицы. Светка смотрит на меня восторженным
взглядом и носится на своем инвалидном кресле за мной по пятам.
– Молодец, Анька! Молодец! Сделай их всех! Поставь их
всех раком!
Я глубоко вздыхаю и иду в зал…
Овация была просто оглушительной. Как только в зале
прозвучала моя фамилия, я стала медленно подниматься на сцену в сопровождении
двух хорошо накачанных мужчин, которые галантно поддерживали полы моего
дорогущего, заказанного Светкой во Франции вечернего платья. Как только я
поднялась на сцену, весь зал зааплодировал стоя. Стояли все… Все, кроме Светки,
которая сидела в своей инвалидной коляске в самом заднем ряду, стараясь не
обращать внимание на те реплики, которые ей приходилось слышать на каждом шагу.
«Послушай, а кто пустил сюда эту калеку?!», «Зачем приглашать инвалида в
здоровое, нормальное общество?», «Кто дал ей билет?»
Получив приз, я взяла микрофон и любезно поблагодарила весь
зал. Публика зааплодировала еще больше, а я стояла, смахивала слезы и не могла
поверить в то, что я стала кумиром, которого просто обожают его почитатели. А
затем на сцену поднялся режиссер. Он подарил мне роскошный букет и поцеловал в
щеку. Я постаралась унять волнение и вновь подошла к микрофону.
Публика стихла и стала внимательно меня слушать, пытаясь не
пропустить ни единого слова.
– Вы знаете, своим успехом я обязана не только себе и
своему таланту. Я обязана ему одной замечательной женщине, моей лучшей подруге,
которая поддерживала и помогала мне в трудную минуту. К сожалению, она не может
выйти на эту сцену, потому что она не умеет ходить. Она приедет.
Секунду помолчав, я махнула рукой и громко крикнула:
– Светка, езжай сюда!!!
– Анька, ты что, чокнулась?! Я никуда не поеду! –
послышалось из последнего ряда.
– Светка, езжай, твою мать!!! – вновь крикнула я и
смахнула слезы. – Езжай, тебе говорят!
В следующую секунду зал дружно захлопал и принялся
скандировать:
– Света, езжай! Света, езжай!
Светка не выдержала и, разогнав инвалидную коляску, поехала
к сцене. Двое мужчин подняли коляску на сцену, и Светка покатила прямо ко мне.
Я бросилась к ней на шею и закидала ее цветами.
Светка покрутила пальцем у виска и растерянно прошептала:
– Если бы я знала, что ты такая сумасшедшая, я бы
вообще сюда не поехала.
Не успев договорить последнее слово, она громко разрыдалась
и, украдкой посмотрев в зал, прижала к себе цветы. Зал встал и дружно
зааплодировал.
– Свет, это тебе аплодируют, – нервно сказала я и
подняла ее руку вверх. – Это тебе! Это твои аплодисменты, Светка, твои! Ты
их заслужила!
Светка плакала, слегка кланялась и нервно бубнила себе под
нос:
