– А как же машина?
– Какая машина?
– Но ты же взял ключи!
– Ах, ключи…
Он без размаха швырнул их в дальний угол хмурого коридорчика.
– Что ты делаешь?
– Лапушка, работников ранга Коваленко охраняют так, что, если бы я не опустил шторы, нас бы уже снял снайпер с крыши напротив! Мы не успели бы взяться за дверную ручку, как нас бы прошили десятком пуль, а только потом подошли бы проверить документы.
Запертую дверь подвала открыл без шума, вежливо пропустил красивую женщину вперед. Юлия с обреченным видом остановилась перед крышкой люка:
– И что, теперь вся жизнь будет по подземельям? Это у вас подпрофессия такая? Специализация?
– Последний раз, – заверил Олег, но особой уверенности в его голосе она не уловила. – Если все получится… то завтра будем купаться на Багамах, в Майами или в Греции.
– Всю жизнь это «если»!
Спуск показался не таким жутким, потому что с каждым мгновением приближались ко дну, как будто не все равно: сорваться с высоты сорокаэтажного небоскреба на бетонный пол или же с высоты десятиэтажного, но это она понимала умом, а чувства говорили, что ей становится все безопаснее и безопаснее.
Внизу пахло гарью, стены были черными от копоти. Юлии показалось, что подошвы ступают по теплому. Широкий луч фонарика выхватывал широкие пятна на полу, тут же отпрыгивал к ребристым стенам, и Юлия шла через нечто мягкое, иногда хрустящее, теплое, сердце тревожно дергалось.
Минут через десять Олег отыскал дрезину, запустил. Мотор заработал, он широким жестом пригласил Юлию выбирать лучшее место. Она сразу воспрянула духом, уселась посредине, чувствуя, как тупо ноет внизу живота, а все суставы болезненно распухли.
– Спасибо, – сказала она язвительно, – вежливый ты мой! Вообще-то я не знала, что шпионы такие болтливые! Он же тебе целую лекцию прочитал! А ты слушал развесив уши. Это что, все шпионы такие?
Он усмехнулся, молча завел моторчик, оттолкнулся, разгоняя маломощную дрезину, запрыгнул. Ей показалось, что он весит больше, чем выглядит, дрезина едва не перевернулась.
– Лапочка, у нас были свои причины.
– Какие?
– Он не был уверен, какую ступеньку я занимаю, потому рассказал так подробно. Для простого гасильщика, как он выразился… что за дикое слово!.. это ничего не говорит, а для руководителя высокого ранга – это тревожный сигнал.
Платформа так и не разогналась, катила медленно и печально. Под колесами поскрипывало, иногда их подбрасывало, из ниш в стенах падал слабый свет.
– Значит, – сказала она упавшим голосом, – ты простой, да?.. А чего ж ты тогда так слушал?
Она втайне надеялась, что он гордо ответит, что потому и слушал, что не простой, но он, не поворачиваясь, качнул головой:
– Когда человек говорит много, он косвенно выбалтывает много добавочной информации. Есть специальные приемы, как ее вылавливать. Ты же видела, уже знаю, кто этим всем командует!
Его фонарик разгонял темноту всего метров на пять, Юлия всматривалась со страхом, все время ожидая, что вот-вот впереди откроется пропасть или же внезапно между рельсами окажется гранитный столб, о который они и…
– Значит, – спросила она, – мы приходили не зря? Я уж боялась, что ты его жутко зарежешь!.. Кровь на стенах, кишки на полу, расчлененная голова… нет, отчлененная голова плавает в ванне, глядя вытаращенными глазами на каждого, кто открывает дверь… А почему ты его не зарезал?
Олег бросил на нее короткий взгляд. К ее аристократическим щекам прилила кровь, глаза возбужденно блестели.
– А что, хотелось бы?
– Нет, конечно, но ведь ты шпион, да? С правом убивать?.. Ну, ты и должен был…
Он покачал головой:
– До чего же ты кровожадная. Правда, по-здоровому кровожадная.
– Мне показалось, – сказала она брезгливо, – что он хоть и называл тебя фашистом, но сам – просто фашист!
– Может быть, – согласился он. – Потому и не стал резать, что не простой служака, а человек с идеями… Чистый.
Тележку тряхнуло с такой силой, что Юлия прикусила язык. Поморщилась, прошипела злобно:
– Чистый?
– Ну да. По крайней мере, можно сказать одно с полной уверенностью: в фашисты, нацисты, националисты и прочие радикалы… идут люди в самом деле заинтересованные в улучшении общества.
– Как ты можешь такое говорить? – ужаснулась она.
– Я говорю о желании, – усмехнулся он. – О стремлении. О чистоте помыслов. Ясно? А вот про их противников такое сказать нельзя. Кто-то из них искренен в защите прав и свобод ма-а-аленького человека, но основная масса этих антифашистов, антинацистов и прочих слуг власти… увы, основная масса состоит из дрянного человеческого материала. Девяносто процентов – та дрянь, что предпочитает оказаться на стороне сильного. Победившего! Ну, как в России, где при той власти в коммунистической партии было семнадцать миллионов, а потом эти миллионы в один день оказались антикоммунистами, демократами и всем строем ломанулись в церковь… Зато те, кто остался, и есть чистые коммунисты.
– Ну…
– Есть еще большой процент существ, которые именуют себя интеллигентами, – продолжал он брезгливо. – Эти существа до свинячьего писка боятся сделать шаг в сторону от своей интеллигентности. Если принято считать, что интеллигент – это тот, кто не признает нацистов, то это существо будет так и говорить. Если же завтра некие мировые авторитеты скажут, что быть фашистами вполне интеллигентно, даже особенно интеллигентно, эти существа тут же объявят себя фашистами.
– То же самое…
Он улыбнулся:
– Нет. Не потому, что фашисты у власти, а потому, что так сказал Учитель! Этим существам не так важно быть у власти. Им куда важнее быть интеллигентами. Но своего ума не хватает… а кому его хватает?.. вот и ловят каждое слово «мировой общественности» о новых… или вечных, какая разница, ценностях… Третья причина: «быть как все люди». Как все люди – сейчас считается быть теми, кто при словах «фашист», «нацист», «патриот», «террорист» брезгливо морщится и начинает уверять громко, что он этих людей вообще не считает за людей.
Тележка замедлила ход. Олег присматривался, светил фонариком в потолок. Наконец радостно вскрикнул:
– Вот оно!..
– Люк?
– Через полчасика будем ужинать на берегу озера, – пообещал он. – Так что, заканчивая тему, сообщу, что среди фашистов жулья сейчас как раз меньше всего. Какой жулик станет на сторону пинаемого властями, прессой, церквями и богомольной интеллигенцией? Ну, разве что самый умный и дальновидный… Зато на стороне партии власти все остальное жулье – мелкое, подлое и тупое. Единичные честные люди тонут в том море, как искорки в параше…
– Потому и не… ликвидировал? – спросила она.
