Россоха сказал шепотом, боясь, что голос дрогнет и Олегу станет видно, насколько ему страшно:
– В моем теле кровь меняется за неделю, плоть за пару месяцев. Даже кости целиком меняются за два-три года. Но я все тот же, верно?
– Верно, – согласился Олег.
– Но есть и нервные клетки, – продолжил Россоха. – Те самые, с которыми человек рождается. И которые остаются до его смертного часа. Мы и есть, да? Хотя и нервные клетки мрут в конце концов. Как ты… к этому?
– Ужас смерти? – перепросил Олег. – Стараюсь о ней не думать.
– Разве такой ужас тебе знаком?
– Ну… мне страшно подумать об озоновой дыре, что может погубить человечество… С ужасом представляю движение огромных ледников, человечество может погибнуть целиком. Да и воздушная оболочка земного шара истончается с каждой минутой. Очень скоро, через каких-нибудь десять-двадцать тысяч лет, человек начнет задыхаться… Еще мне страшно представить угасающее багровое солнце над опустевшей землей, холодной и безжизненной…
Он зябко передернул плечами. Россохе показалось, что всегда непоколебимый и ровный Олег-богоборец, как его называли в старину, побледнел.
– И ваши националисты и ненационалисты…
Ему показалось, что в зеленых глазах мелькнул огонек благодарности.
– Россоха, говорю же тебе, ты зря надолго выходил из Совета Тайных и вообще ушел от активной работы… Сидишь тут, всякие мысли в голову лезут. А так за делом было бы не до самокопания. Понятно же, что мы, долгоживущие, больше, чем кто-либо, заинтересованы, чтобы человечество жило и процветало. У простого человека жизнь коротка: ему хватит и запасов нефти, и на исследования космоса наплевать – даже на Марсе побывать не успеет, а вот нам влом через каких-нибудь сто лет бродить по выжженной пустыне среди миллиардов вымирающих людей! Потому именно мы стараемся что-то делать.
Россоха проговорил жалко:
– Да знаю, знаю… Но иногда среди бела дня как будто морозом осыплет! Как, думаю, они обходятся в этом мире без рабов, жертвоприношений, хлеба и зрелищ?.. Долго ли это продлится? Не вернется ли снова на круги своя?
Олег помолчал, прошелся по комнате. Россоха неотрывно смотрел, как он подошел к окну, распахнул створки. Заговорил, не поворачиваясь к Россохе:
– Ты загнул… И рабы на месте, только по-иному называются, и шаманы по-прежнему в силе, разве что вместо людей жгут в своих капищах ладан, а уж хлеб и зрелища так и вовсе раздают, куда ни глянь!.. Мы знали, что Земля плоская, а накрывает ее твердый хрустальный купол. Верно? Так и было. Потом начали считать, что Земля круглая и стоит в центре мира, а вокруг ползают звезды, Солнце и планеты. Хотя для большинства людей Земля и доныне плоская и стоит в центре мира, а Солнце встает с востока и заходит на западе… Мир таков, каким воспринимаем. А каким воспринимаем, таков он и есть. Человек и есть бог, только сам этого не знает, всего боится и все ищет если не бога, то хотя бы надсмотрщика… Ты уверен, что мир на самом деле таков, каким считаем сейчас?
Он не видел глаз Россохи, но чувствовал ответ. Конечно, мир не останется таким: машины станут еще крупнее, их станет больше, компьютеры станут мощнее, телефоны появятся в наручных часах… К сожалению, всего лишь экстраполяция. Как с механическими часами, которые Россоха может понять любые виды, но для электрических требуется некий скачок в понимании…
– Да нет, – ответил Россоха неохотно, даже голову втянул в плечи. – Боюсь, что на это вот время скоро станут смотреть как на Средневековье.
– Если не на пещерное, – отозвался Олег без всякой жалости. – Тут уже бабушек считают едва ли не ископаемыми. Только потому, что не знали телевизоров и холодильников. Не говорю уже о компах или видеомагах! Этих людей назовут дикими… даже вот те назовут.
Он кивнул на экран телевизора. Звук был отключен, но было видно, как переходят дорогу малыши из детского сада. Они держались друг за друга, шли торжественно и важно.
Россоха сказал дрогнувшим голосом:
– Но все-таки… Ты там держишься уверенно! Ты живешь в их огромных городах, пользуешься банковскими счетами, управляешь самолетами, снимаешь по Интернету деньги, перебрасываешь на другие счета… Тебе не странно в таком мире?
Снова Олег не повернулся, только слегка двинул глыбами плеч. Волна мускулов прокатилась по широкой спине, выпячивая каждую жилку, пока не затихла на уровне узкого пояса.
– Странно? – прозвучал его равнодушный голос. – А чем эти люди отличаются от тех же древлян? Те в лесу родились, пням молились, верили, что рождаются под знаками их лягушек, рыб, головастиков и потому их судьба предопределена. Дикие люди, верно? А когда я вижу по телевидению, как ведущая на полном серьезе спрашивает государственного деятеля, под каким знаком тот родился, а идиот так же серьезно рассказывает, что он Свинья или Козел… я вижу, что он в самом деле и свинья, и козел. А прогнозы астрологов в газетах, журналах? По телевидению. Да это еще нелепее, чем верить деревенскому волхву. Тот хотя бы исходит из местных реалий, а нынешний дурак считает себя то Обезьяной, то Козерогом, хотя в его местностях таких зверей отродясь не было…
Он замолчал на полуслове. В соседней комнате скрипнула половица. В дверном проходе показалась стройная фигура молодой девушки, на голове чурбан из влажного полотенца, длинный цветной халат до пят, растоптанные шлепанцы на тонких изящных ступнях.
Россоха улыбнулся:
– Вот и твоя певчая птичка проснулась. Такая женщина сама по себе может сделать этот мир уютным.
– Почему не для тебя?
Россоха провел дряблой ладонью по седым, уже редеющим волосам:
– Я такой женщины еще не встретил.
Юлия улыбнулась Россохе, неслышно подошла к Олегу сзади, тихо поцеловала в затылок:
– Заткнись, мой замечательный зануда… Я слышала только твой голос! Ты уже замучил нашего замечательного хозяина.
Кровоподтеки сошли за ночь, а остатки желтизны она умело скрыла косметикой. Сейчас она выглядела снова свежей, полной сил, а глаза смотрели с вызовом.
Россоха вытащил из ящика и бросил на стол небольшой бумажный пакет.
– Паспорта, – сказал он буднично, – кредитные карты, водительские права, право на огнестрельное оружие… Но самого оружия нет, пусть эти бумаги будут смотреться как выпендреж новых русских.
Юлия с волнением раскрыла свой новый паспорт. С цветной фотографии на нее высокомерно смотрела жгучая брюнетка азиатского типа. Глаза раскосые, «узкопленочные», нос картошкой, скулы широкие, зубы чересчур крупные…
– Да вы что? – вырвалось у нее. – Да эта… эта образина… я разве на нее похожа?
Россоха сказал с мягким упреком:
– А вы, оказывается, расистка?
Она от возмущения задохнулась, а Олег бросил нетерпеливо:
– Ты лучше затверди свое имя и фамилию. Остальное тебя не касается.
