Окна тревожно стукнули. Ветер взметнул занавески, снаружи глухо зарокотало. Небо из серого стало сизо-черным, вдали слабо мерцало. По стеклу потекли блеклые струйки. Дождь показался мелким, гаденьким, совсем не летним.
– Я закрою, – сказала Елена торопливо.
– Лучше я, – возразил Олег негромко.
Не поднимаясь из-за стола, он что-то переключил, жалюзи красиво опустились, раскрываясь как лепестки, а в помещении зажегся ровный приглушенный свет.
– Как здорово!
Он отмахнулся:
– Лучше помоги Юлии накрыть на стол. Как умеешь, конечно.
– Ну, если как умею…
За окном потемнело, раздался грохот, мелкий дождик сменился толстыми, как веревки, струями.
– Нет, – сказал Мрак довольно, – все-таки еще лето.
Обе так суетливо вертелись перед зеркалом, что даже Юлия ощутила себя обезьяной, отыскавшей затейливый камешек. Но все-таки серьги с громадными изумрудами очень идут ее строгому бледному лицу, такому красивому и утонченному, придавая добавочную аристократичность и изысканность. А громадный изумруд на цепочке приковывает внимание, а затем переводит его чуть ниже, где выглядывают верхушки двух изумительно ровных, словно очерченных циркулем, полушарий.
Даже Елена со своими темными рубинами похорошела и стала держаться увереннее. Ощутила, дурочка, что от мужчин с такими деньгами не только неприятности. И так выгибается перед зеркалом, и так, Юлия первой заставила себя отвести взгляд в сторону от зеркала.
– Да, – выговорила она, – это… квартирка!
Раньше всегда с жадностью и надеждами читала в объявлениях, что продаются квартиры в новых строящихся домах всего триста долларов за метр, в кирпичных – триста пятьдесят, четыреста… пятьсот – это уже улучшенная планировка, семьсот – элитные дома, но иногда мелькали объявления, что сдается с квартирами по две тысячи за метр, а однажды в телепередаче видела дом, снятый, правда, только снаружи, где квартиры по пять с половиной тысяч за квадратный метр!
Судя по всему, подумала смятенно, той, что за пять с половиной, этой разве что в приходящую прислугу.
Пока Елена прихорашивалась перед каждым зеркалом, а их в квартире оказалось много, Юлия вернулась к мужчинам:
– Вот так и будете сидеть на кухне?
– Кухня? – переспросил Олег с таким удивлением, словно только сейчас заметил, что какие-то злые люди перенесли его именно сюда. – А почему нет?.. Раз к цыганам решили не ехать…
– Да просто квартирка – заглядение, – сообщила Юлия. – Ты хоть об этом знаешь?.. Во сколько обошлась?
Олег поморщился:
– Да что вы все о материальном? И ты, и Елена… раз уж мы вас так подвели, выбирайте любые в этом городе. Или в любом другом на этой планете. Завтра будут вашими.
Елена только что вошла, непонимающе смотрела на всех большими испуганными глазами.
– Что?.. О чем вы говорите?
Олег сказал неохотно:
– К сожалению, меня вычислить достаточно легко.
Мрак нахмурился. Елена ничего не поняла, спросила испуганно:
– Как?
– Сейчас о любом человеке можно собрать массу вроде бы косвенной информации, но… в ней будут к нему все ключи. Скоро так и будет сделано. Но о некоторых… уже собрана. Не помогут ни поддельные паспорта, ни пластические операции. Скажем, человек поехал по турпутевке на отдых. Там он заказывает раков с горчицей, никогда не заказывает раков с перцем. Понимаете? Все его привычки, особенности заносятся в компьютер. Через Интернет они доступны любому пользователю. Или не любому, но это не так важно. Я хочу сказать, что привычки подделать труднее, чем сделать пластическую операцию.
Юлия прервала:
– Он хочет сказать, что за ним могут скоро явиться.
Елена подошла к Мраку, тот зарычал, гневно глядя на Олега, шерсть на загривке поднялась. Елена машинально почесала у него за ухом, испугалась, густо покраснела, отдернула пальцы, словно обожглась.
Олег тяжело поднялся:
– Не знаю, как у вас… но у меня был очень тяжкий день. Я завалюсь спать до утра. А вы разберетесь, где туалет, где спальня…
Юлия посмотрела ему вслед, сказала быстро:
– Чур, я в ванную первая!..
Она исчезла, быстрая, как горностай. Елена вздохнула, они с Мраком старались не встречаться взглядами.
– Пойду посмотрю, – сказал Мрак с неловкостью, – где он. Утром будить…
– А ты спать не собираешься? – спросила Елена быстро.
– Я просыпаюсь раньше, – объяснил Мрак.
– Это хорошо, – сказала Елена.
Мрак проводил ее долгим взглядом, она двигалась легонькая, вытянутая кверху, как тянутся дюймовочки, едва не на цыпочках. Похоже, она уже разобралась, что и где в этой квартире, теперь идет к другой спальне, ибо в таких квартирах только кухня одна, остальное продублировано, даже туалет и ванная.
Олег зачем-то колотился ногой об угол массивного стола. Да не просто постукивал каблуком в красивом нетерпении, а ударялся коленом. Мраку от порога почудился хруст коленной чашечки. Лицо Олега было бледным, на лбу мелкие капельки, а в глазах откровенный страх.
Мрак рыкнул, как раздраженный медведь:
– Ты это чего?
Он никогда не понимал, что Олег задумал или чего добивается, можно бы и привыкнуть, времени хватало, но не привык, заумные штучки раздражают, как всегда раздражала трусость волхва, которую тот величает мудрой осторожностью, как бесило желание искать обходные пути, что значило переть через болота, когда ряска и тина на ушах, а толстые жабы на голове, через горы, пески, тьфу!
– Да так, – буркнул Олег, – упражняю.
Мрак восхитился:
– Здорово! Теперь будешь как хромой Тимур?
– Рискну, – ответил Олег, и Мрак сразу понял, что дело нечисто: Олег на его памяти никогда не рисковал, да еще вот так, без ясно видимой цели. – Мрак, ты разбудишь утром?
– С удовольствием, – ответил Мрак и предложил кровожадно: – Спарринг-партнера не надо? Ты ж не в состоянии даже стукнуться как следует!
Олег подумал, к его удивлению, кивнул:
– Ладно, стукни. А то я не решаюсь…
Мрак мгновенно развернулся и, пока Олег не передумал, врезал его ногой в пах. Олег согнулся, побелел, но удержался на ногах, только прислонился к стене. На лбу выступили крупные капли пота, а голос стал простуженно сиплым:
– Да, теперь явно примут меры…
– Кто? – не понял Мрак.
– Да так… кто должен…
Мрак спросил с беспокойством:
– Ты не бредишь? А то с таким страшновато. Еще покусаешь по дороге.
Олег с усилием разогнулся, с трудом выдохнул воздух. Лицо все еще перекашивалось гримасой боли, в зеленых глазах была мука, но он силился улыбнуться:
