– Благородный рыцарь, – сказала она с едва заметной издевкой, – не изволите ли отведать моей неграмотной стряпни? Мне показалось, что вы проголодались в дороге…
Он с подозрением уставился на свежий душистый сыр с мелкими капельками выпота на блестящей поверхности, на изысканную ветчину, свежий белый хлеб.
– Перекрестить можно?
Она вздохнула.
– Все можно, доблестный рыцарь, но… лучше не надо.
Томас задержал уже поднятую для крестного знамения руку, а Олег сказал от очага предостерегающе:
– Томас, мы в походе. А в походе, как ты помнишь…
– Помню, – проворчал он.
Старуха перевела дыхание, когда Томас опустил руку, а вместо этого достал нож и красиво порезал сыр широкими тонкими ломтями, настолько тонкими, что сквозь них можно было рассматривать узоры на скатерти.
Господь, как молча напомнил ему Олег взглядом, в походе разрешает обходиться без длинных молитв, сарацинам – без намазов пять раз в день, евреям можно есть свинину, в Коране даже есть строка, где Аллах обещает ад тому мусульманину, который откажется есть свинину и умрет от голода, только бы не нарушать закон. Соблюдать ритуалы надо, но вообще-то жизнь дороже, потому строгое соблюдение законов обязательно только в благополучном обществе.
Томас наклонил голову, очень вовремя калика напомнил ему о поправке насчет странствующих и путешествующих, взглядом следил, как старуха посыпала сыр мелко нарезанной зеленой травкой.
– А почему ты здесь? – спросил он. – Все-таки люди селятся поближе к людям.
Она ответила равнодушно:
– Как тебе сказать лучше… Как раз здесь и жили. Долго жили… Одни уходили, другие приходили. И языки у всех были разные, и боги, и одевались по-своему. Но потом ушли уже все…
Томас спросил подозрительно:
– Куда ушли?
Старуха ответила печально:
– А куда все уходят. Ушли к тем, кто ушел раньше. Я говорю, что люди ушли, а боги остались, они ж бессмертные. Их, правда, называют демонами, даже Старыми демонами, это чтоб отличать от своих христианских демонов…
– У христиан… – начал Томас, но взглянул на Олега, махнул рукой, – ладно, давай дальше.
– Так и говорю, – продолжала старуха, – что люди ушли, а их боги остались. Одни спят, ожидая перемен, другие не спят… Что делают? Не знаю.
Олег зевнул, сказал устало:
– Надо бы поспать, но в то же время надо ехать. Бабуля, как проехать прямой дорогой в это Адово Урочище, не отвлекаясь на тропки и боковые дорожки?
Старуха смерила его неодобрительным взглядом.
– Разве я не говорила тебе, что не знаю дорогу?
– Ты можешь покликать того, – ответил Олег резонно, – кто знает. Недаром же у тебя вон те пучки травы, свечи, череп и ветки омелы!
Томас видел, как она вздрогнула, руки опустились. Олег бесстыдно усмехался, она оглянулась на Томаса, тот сделал вид, что ему все понятно, она перевела дух, сказала негромко:
– Ну, если вы так заговорили, то…
– Давай, бабуля, – поощрил Олег. – Ты же в этих краях свой человек.
Она снова оглянулась на Томаса: крестоносец опаснее для прибегающих к колдовству, спросила у Олега:
– Так ты, значит, хотел бы, чтобы я вызвала кого-то, кто может вас провести через все ловушки по прямой прямо в Адово Урочище?
– Желательно, – сказал Олег, – прямо к его хозяину. Тому самому, который его открыл. И который выпустил всякую нечисть.
Она опять оглянулась на рыцаря, тот принял самый мирный облик, даже улыбнулся, она вздохнула, развела руками.
– Я могу попытаться… Но это запрещено…
– В городах, – сообщил Олег. – А в лесу, степях, горах и на море человек волен пользоваться всем, что позволяет выжить, ибо слаб, у него ни силы льва, ни когтей тигра, он не может летать, как птица, не может плавать, как рыба, у него нет панциря, как у черепахи… Короче говоря, давай, бабуля!
Она принялась чертить на полу пентаграмму, расставлять свечи по углам, Олег наблюдал, как она ставит череп в центре, и Томас решил, что Олегу этот ритуал тоже ведом, еще как ведом, явно сумел бы проделать быстрее и без лишних движений.
И еще Томасу вдруг почудилось, что старуха слишком уж быстро согласилась пойти на колдовство. Сделала вид, что ее буквально заставили, но сейчас все делает явно не из-под палки.
Закончив подготовку, задумалась на миг.
– Сейчас попробую… а вы сидите тихо. Собьете, получится худо.
– Не шелохнемся, – заверил Олег. – Правда, рыцарь у нас малость пугливый, но это оттого, что песни сочиняет в честь дамы…
– За себя говори, – огрызнулся Томас. – Давай, бабуля, даже не моргну.
Он напрягся за столом, поставил локти на столешницу и укрепил ноги, чтобы не дрожали.
Вспыхнул багровый свет, недобрый и тревожащий сердце, словно по стенам расплескали горячую кровь. Череп на полу раскалился докрасна, из пустых глазниц ударил желтый свет.
Томас сжал кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони. Он давил в себе вопль, попытался закрыть глаза, но и сквозь веки видел, как из черепа поднимается и быстро растет чудовищный, закованный в толстую сталь демон. Шлем закрывает голову сверху, сзади и с боков, но жуткое лицо покрыто такой кожей, что вряд ли рассечешь ее простым мечом, вообще морда похожа на грубо обделанный валун.
Глаза демона вспыхнули свирепой радостью. Нижняя челюсть слегка опустилась, обнажая длинные острые зубы, он перевел взгляд хищника с застывшего Томаса на Олега, вздрогнул, челюсть отвисла еще ниже, в глазах ликование сменилось сперва недоумением, потом диким страхом.
Он сделал шаг назад, толстые лапы приподнялись, будто защищался от удара, метнул злобный взгляд на старуху.
– Не трожь бабку, – сказал Олег строго.
Демон взвизгнул, присел к полу и, мгновенно превратившись в дымок, втянулся в череп, а из него в земляной пол.
Старуха, ошалев еще больше Томаса, сидела бледная и трепещущая, переводила взгляд с Олега на череп и обратно. Олег раздраженно буркнул:
– Какие-то пугливые они у тебя. Правда, я небритый… Но я же целоваться с ним не собирался… вроде.
Томас наконец заставил себя героически вернуть самообладание, сказал мужественным голосом героя:
– Сам виноват.
– Я?
– Ты. Мог бы спрятаться пока.
– Где тут спрячешься?
– Ну вышел бы за дверь. А то снова всех чертей распугаешь! Бабуля, давай еще разок. Только такого, что не очень… Трусливые обычно еще и врут, так что ищи черта покрепче.
Старуха отшатнулась, запавшие глаза вылезли наружу, как у рака.
