Взял Таламата и Улбахая и повёл их смотреть городской дом. Чтобы им было где остановиться, отдохнуть и взять денег. Забрали наши новые бунчуки. Это типа у нас ребрендинг. Выдал своим соучастникам последние ЦУ:
— Сегодня снимайтесь и идите на Ыныыр Хая. Там разгрузитесь, верблюдов отправляйте на выпасы, мне они нужны крепкие и здоровые. Потом ты, Таламат, займёшься овцами. Поделишь всех на три части, белые овцы и бараны — в одну отару, черные в другую, и пегие — в третью. И не давайте им смешиваться, разгоните по разным пастбищам. Как приедешь, узнаешь все новости, пошлёшь ко мне гонца.
Надо, в конце концов, хоть какую-то селекционную работу проводить. Белая шерсть почти в три раза дороже пегой только из-за того, что её сортируют вручную.
— Ты, Улбахай, готовь караван в аул, что возле Пяти пальцев. Доставишь туда еду, цемент, уголь и мастера-строителя. Там будет маленькое стойбище. Отремонтируйте бассейн, чтобы вода не уходила неизвестно куда. Отвезёшь туда пару кулутов, Сандру и Алтаану, подготовьте всё необходимое к моему приезду. Ты тоже жди меня там.
— Хорошо, — ответили мне верные клевреты, — сделаем, как ты велишь.
Потом поговорил с Мастером Улбахаем. Нацелил его на командировку в пустынные края. Поговорили про всякие технические штуки. Я присоветовал ему подготовить к производству телегу повышенной грузоподъемности, объяснил, что такое подшипник трения из бронзы, намекнул про смазку, сальники и баббитовые вкладыши. Обсудили ширину колёс и производное от неё — давление на грунт.
Наконец разобрались с одними, теперь надо браться за вторых.
Разбить пацанов на тройки, включая Мичила, вызвать к стойбищу портных и сапожников. Ребятишек экипировать и подготовить к походу. Мыло, полотенца, одежда такая и сменная, в общем, хлопот навалилось. Мичил, естественно, попытался устроить сцены ревности, а потом начал качать права вновь прибывшим. Паскудник. Пришлось его окоротить.
Вызвал из города свору скорняков, сапожников и портных, чтобы пошить неуловимым мстителям гимнастёрки и шаровары, сладить обувь и рюкзаки. Планы по созданию подразделения нового типа, заточенного исключительно под те задачи, которые я собираюсь им поставить. Я, конечно же, не полковник ГРУ, и даже не сержант спецподразделений, но общефизическую подготовку я им дам. Так что, я предполагаю, при не самых благоприятных условиях, лет через пять, старшие пацаны подрастут и будут мне надёжей и опорой. В одиночку очень трудно противостоять Мировому Злу. Главное, что дети из города обладали совершенно иным менталитетом, нежели степные козопасы, из которых, собственно, и набирали бойцов тойоны. Шестиструйный плазмоган мне тут никто не приготовил, так что буду обходиться тем, что есть.
Для воспитания командного духа заказал швеям из города шевроны разной степени красивости, чтобы потом поощрять особо отличившихся. Постарался перевести на харкадарский пионерские речёвки, чтобы пацаны горланили во время строевой подготовки. Куплеты на харкадарский не переводились — совершенно другая фонетика. Пришлось сочинить что-то совершенно бессмысленное, но ритмичное. Вспомнил ещё всякие прочие кунштюки из арсенала буржуйского тим-билдинга. Не сказать, чтобы я был от них в восторге, но кое-какие пользительные моменты в них есть.
Потом построил шайку в шеренгу и произнёс речь:
— В общем так, гринго. То есть вы ещё даже и не гринго, а так, щенки. Вы разбиты на тройки, примерно поровну. Тройка — это ваше всё. Если один из тройки провинился — провинилась вся тройка. Если тройка кого-то победила — значит победил каждый из тройки. У нас будут соревнования. Победители будут получать призы. Проигравшие — мыть посуду. По результатам нашего похода вы, возможно, станете гринго, но только за реальные достижения. А пока вы всего лишь щенки. Сейчас пробежка вон до того дерева, подтягивания и отжимания. Вперёд! — и я порысил впереди команды.
Для начала продемонстрировал всем обязательный комплекс упражнений, которые они должны будут выполнять три раза в день. Десять дней, которые мы будем тащиться до Урун Хая — это только втянуться в режим. До минимальных результатов нужно было бы гонять их месяца три, не меньше, да и тут нужен был бы специалист. Ладно, жизнь покажет. Пусть хоть окрепнут.
Всем, что в моей жизни было прекрасного, перефразируя великого пролетарского писателя Пешкова — я обязан книгам. Поскольку в детстве, отрочестве и юности я читал не только «Старуху Изергиль», но и всякую бульварную литературу, то и мысли мои как-то незаметно перескочили на Аввакума Захова и его перманентную борьбу с агентами британского империализма. Сам о себе не позаботишься — никто не позаботится, подумал я. Взял у мастера две железные пластины, кожу, шило и дратву, и принялся модернизировать свои сапоги. Кое-что пошоркал напильником, кое-где прошил, и получил желаемый результат. Потом полазил по буеракам и нашёл парочку неприметных светло-серых змеек, укус которых, если верить старожилам, способен отправить на тот свет любого человека в течении одного вздоха. Заставил их покусать кончик сапога, это типа, моё оружие последнего шанса.
Уладив, таким образом, все текущие дела, мы тронулись в дальний путь, Романтика дальних странствий, пыль дорог, то да сё. Пацанва — пешком, со своими рюкзаками за спиной, иногда переходя на бег. У Талгата я выпросил одного мужичка, Дохсуна, типа в сержанты. Вручил ему бамбуковую палку и поручил следить, чтобы молодняк не сачковал. То есть, бегал, прыгал нужное количество раз и, практически, без перерыва. Ну и, соответственно, питался нормально.
Перед мостом через речку, всё забываю её название, мы, в соответствии с планом, повернули вдоль берега, на запад. Хорошая, мощёная камнем, дорога, поначалу шла по берегу реки. Потом свернула в пологие холмы и дальше уже начинала вилять между возделанных полей, поднимаясь на косогоры и спускаясь в долины. Направо и налево от основного пути отходили отсыпанные мелким щебнем дороги поменьше. Вдалеке виднелись мелкие поселения. Крестьяне на полях прекращали свою работу, разгибались и смотрели нам вслед. Тишина и покой. Сады, виноградники, поля и снова поля. Для меня всё непривычно, чтобы одновременно сеять, пахать и убирать урожай. Но так и было. Сады одновременно цвели и плодоносили. Ветерок приносил запахи то свежей земли, то травы, то навоза. Полный букет.
Кишлаки и аулы, что нам попадались по пути, похожи на мой аул, который будет называться Багдад, традиции, видать, здесь сильны. Главное, что меня интересовало, и я уже увидел — нищеты и даже бедности здесь нет. Домики аккуратные, улицы чистые, дедушки на лавочках, в общем, сильно мне напоминает жизнь в узбекских селениях, с некоторой примесью корейского или китайского. Эмульсия, короче, кто понимает. Ну и соответственно, буйволы, гружёные и порожние арбы, стайки молодёжи с шанцевым инструментом в руках. Негры, в общем, пашут. Какое-то противоестественное благолепие, с точки зрения меня, воспитанного в совершенно иных реалиях. Для полноты картины хотелось бы увидеть надсмотрщиков и вертухаев, которые подгоняют всю эту идиллию. Так мы и проехали полдня, не отвлекаясь на пустопорожние разговоры.
Для моих гринго я придумал-таки речёвку, которую заставил горланить при входе в каждое селение, демонстрируя жителям наше единство, сплочённость и непоколебимое желание покарать супостатов. Тут главное не слова, а хоровое пение.
