– А мне куда торопиться, на работу, что ли?!
– Ну, не на работу… Но все равно… Женщине столько спать
не положено.
– Вам бы с мое поработать, поспать по четыре часа в
сутки… И вообще, что за проблемы? Какой от меня прок, если я в семь утра
встану? Я все равно хожу как неприкаянная. Мне можно вообще из комнаты не
выходить, и никто не заметит Я бы на месте урода…
– Лешика, – резко одернула меня
домработница. – На месте Лешика.
– Я бы на месте Лешика тоже спала подольше. С его
раннего подъема тоже никакого толку. Хотя про него и говорить не стоит. Он
ведет животный, паразитический образ жизни.
– Вот когда ты за Лешика замуж выйдешь, тебе не
придется долго спать…
– Почему?
– Потому что тебе придется готовить завтрак, варить
кофе и носить ему в постель.
Глупые рассуждения домработницы стали порядком меня
раздражать.
– Нет уж увольте. Вы свои обязанности на чужие плечи не
перекладывайте. Кухня по вашей части. А насчет замужества вы тоже коней не
гоните… Это не вам решать, а Лешику. Я вообще не понимаю, почему вы так о нем
печетесь. Заступаетесь за какого-то урода. Вы бы лучше за нормальных людей
заступались. За тех, кого выдернули из цивилизованной жизни и закинули в этот
дурдом. Что вы постоянно этого урода жените?! Ему бы поспать, посрать,
простите, да больше ничего и не надо. Он от жизни много не хочет. Ему вообще
нет разницы, где жить – здесь или в доме инвалидов. А я личность, человек, себя
реализовавший. Мне не место в этом страшном доме.
Я посмотрела на домработницу глазами, полными презрения, и
ждала, что она скажет мне что-то обидное, но этого не случилось. Она тихонько
всхлипнула, села на стул, обхватила голову руками и заплакала, словно девочка.
– Ну извините, если я вас чем-то обидела… – растерялась
я. – Извините. Я не хотела… Просто вы тоже хороши. Вроде бы нормальная,
здравомыслящая женщина, а сулите мне этого урода… Вы же прекрасно понимаете,
что мы с ним не пара. А он, между прочим, собак насилует.
Казалось, женщина меня не слышала, она продолжала плакать.
– Да успокойтесь вы ради бога. Это не вы должны
плакать, а я. Вам-то что! Вы на работе, а я в плену. Посмотрите на меня. Я
держусь. По крайней мере стараюсь.
Через несколько секунд женщина замолчала, подняла голову и
затеребила носовой платок. Она была глубоко несчастна и по всей вероятности
очень страдала. Передо мной уже сидела не та Елена Михайловна, которую я
увидела в первый день в этом доме. Такая надменная, статная и такая холодная…
Передо мной сидела поседевшая, измученная женщина, на лице которой читалась
огромная скорбь и нечеловеческая усталость.
– Я ведь тоже оказалась в этом доме не по своему
желанию, – сказала она тихим голосом.
– Как это?
– Когда-то, много лет назад, я совершила преступление…
Убила человека…
– Вы убили человека? – чуть было не поперхнулась
я.
– Я убила не просто человека. Я убила любимого мужчину…
Меня должны быль упечь в тюрьму, но хозяин этого дома решил мне помочь и взял
меня под свое покровительство. С тех пор я должна была служить ему верой и
правдой и заботиться об его единственном, любимом сыне. Именно это я и делаю.
Хозяину нужна была няня и домработница в одном лице, которая умела бы держать
язык за зубами. В тот момент скончалась его жена, ребенок остался
один-одинешенек. Как только мне дали кричащий сверток, я не хотела думать о
том, что этот ребенок дефективный и что у него особенное развитие, я думала
только о том, что у меня нет и не будет своих детей, точно так же, как у этого
ребенка никогда не будет матери. Мы были нужны друг другу, просто необходимы. Я
отдала ему всю свою любовь, все свое тепло, на которое только была способна. Я
нисколько не пожалела об этом. Я благодарна этому дому за то, что он спас меня
от тюрьмы и укрыл в этих, каменных, мощных стенах. Сначала это был небольшой
домик. Затем он начал расстраиваться и превратился в настоящий огромный замок,
в котором царит своя жизнь, совершенно не похожая на ту, что протекает за его
воротами.
Домработница вновь вытерла слезы и продолжила. Она смотрела
куда-то вдаль, словно разговаривала сама с собой, словно в этом диалоге
участвовали только двое – она и ее тень. Каждое слово давалось ей с огромным
трудом. Без сомнения, я была первая, с кем она решила поделиться своими
переживаниями.
– Знаешь, прошло много лет, но мне до сих пор снится
тот, кого я убила. Может, и вправду говорят, что от любви до ненависти один
шаг. Я убила его потому, что устала его ждать. Я больше не могла… У меня не
было сил. Я просто хотела, чтобы он меня отпустил, но он не отпускал. Он прочно
меня держал, словно хотел доказать, что он один их тех, кто сможет усидеть на
двух стульях. Если бы он меня отпустил, я бы никогда его не убила. Никогда.
– Как это – держал? – спросила я.
– Ты меня не поймешь. Ты никогда меня не поймешь. Для
того чтобы меня понять, нужно все это прочувствовать. – Елена Михайловна
меня совершенно не слышала и по-прежнему продолжала свой монолог. – Это
было слишком давно.
Слишком… А мне кажется, что только вчера…
