– А вы что, правда видели фильм с моим участием? Он
назывался «Дракула».
– Да не «Дракула», а «Ночь мертвецов», ты там самого
главного покойника играла, – покатился со смеху мужчина.
– Я никогда не снималась в таком фильме.
– Ну тогда снимешься. Ты когда бутылки на улице
собираешь, чаще морду кверху поднимай, вдруг кто-нибудь из режиссеров мимо
пункта стеклопосуды проедет и сразу обратит на тебя внимание.
Макс хлопнул меня по коленке и прошептал:
– Уезжай.
Как только закрылась дверь в машину, я с ужасом посмотрела
на водительское место. Из глаз бежали слезы. Слезы страха, безысходности и
отчаяния. Нам вновь угрожает опасность. Именно тогда. А ведь нам обоим
казалось, что самое страшное позади, что наступила долгожданная свобода.
– Ну что, командир, что так долго искал документы? Ты
случайно не пистолет хотел прихватить?
– У меня нет пистолета.
– Так где документы?
– Наверно, дома оставил.
– Дома, говоришь?
– Дома.
– Ты заканчивай лапшу на уши вешать! Значит, ты и твоя
горилла тоже на охоте были. Где вы спрятались, когда дом горел?
– Мужики, я вообще не понимаю, на что вы намекаете. Я
вас не понимаю.
– Не понимаешь?
– Не понимаю.
– А мы тебе не намекаем, а говорим конкретно. Где ты со
своей гориллой скрывался и как машину на колеса поставил?!
Наверно, в другой ситуации я бы просто не смогла стерпеть
тот факт, что меня назвали гориллой, но сейчас мне было глубоко наплевать, как
бы меня не обзывали. Это меня волновало меньше всего на свете. Бомжиха,
уродина, бичиха… Какая разница? Главное, чтобы я и Макс были живы. Это самое
главное.
– Ладно, командир, хорош тут дурака включать.
Вытаскивай свою гориллу из машины и милости просим в нашу. У нас тоже модель
неплохая. Салон со всеми наворотами.
– Зачем?
– Затем, что отъехать надобно, поговорить.
Один из мужчин по-прежнему держал пистолет, который был
направлен на Макса. Только он держал его где-то внизу, так, чтобы не привлекать
внимание проходящих мимо людей.
– Да что говорить-то, мужики? Говорить-то не о чем. Вы,
наверно, нас с кем-то перепутали.
– Я же сказал, что нужно отъехать и поговорить. На
пустырек отъедем и все решим.
– На какой пустырек?
– Да тут недалеко.
– Мы никуда отъезжать не будем.
– Ежели не будешь, я тебе прямо щас бочину прострелю, а
твоей горилле в ее симпатичный нос выстрелю.
Мужчина ткнул Макса в бок пистолетом так сильно, что Макс
сморщился и побелел.
– Давай, доставай гориллу, иначе мы вас прямо здесь
завалим.
– Хорошо.
Открыв дверь, Макс посмотрел на меня свирепым взглядом и
закричал что было сил:
– Уезжай, дура! Уезжай! – Он захлопнул дверь и
загородил ее собою.
Я плохо помню, что было дальше. Один из тех, что стоял у
входа в кафе, бросился к водительской двери. Буквально в читанные секунды я
перелезла на водительское место и включила мотор.
Мужчина с пистолетом попытался отодвинуть Макса, но тот
буквально лег на дверь и кричал во все горло;
– Анька, уезжай! Уезжай, Анька!!!
– Я люблю тебя, Макс, – прокричала я сквозь слезы
и надавила на газ. – Я люблю тебя, Макс!!!
…Я слышала выстрел и не один… Выстрелов было два. Раз и два…
Раз и два… Раз и два… И Макса не стало… Моего милого, родного человечка, моего
спасителя, моего друга, моего ангела-хранителя. МАКСА НЕ СТАЛО. РАЗ И ДВА,
МАКСА НЕ СТАЛО.
Когда я оглянулась, он лежал на земле, а вокруг него была
кровь. Он смотрел куда-то вверх. Я не знаю, что он видел, быть может, небо,
облака, а возможно, он не видел вообще… Кто-то кричал, собиралась толпа.
Мужчины из леса быстро сели в машину и бросились следом за
мной. Я рыдала, выжимала газ что было силы и все еще не могла осознать, что МАКСА
НЕ СТАЛО.
Немного раньше Макс говорил мне о том, что если умирает
любимый человек, то это не означает, что умирает любовь.
Я давила на газ, не обращая внимания на шарахавшиеся от меня
машины, я не утруждала себя и тем, чтобы смотреть в зеркало заднего вида, чтобы
знать, кто сидит у меня на «хвосте». Я просто выжимала столько, сколько можно
из этой машины… Я рыдала, потому что МАКСА НЕ СТАЛО.
Нам было отпущено слишком мало времени.
Даже слишком мало. Но за такой короткий промежуток времени я
очень сильно привязалась к своему Максу. Я была уверена, что Макс влюбился в
меня. Наверно, именно поэтому он поставил на кон свою жизнь – пожертвовал всем,
что у него было. Он влюбился, а по-другому просто не могло быть. В такую, как
я, не влюбиться невозможно. Я знаю себе цену.
Я вновь давлю на газ и чувствую такую боль в груди! Господи,
как больно, я совершенно не знаю, как справиться с этой болью. Еще совсем
недавно мы строили какие-то планы… А теперь… Я и сама не знаю, что будет
теперь… Мне показалось, что я была далеко не честна с Максом. Я страшно боялась
тех чувств, которые возникли между нами, и всячески пыталась им сопротивляться,
но они оказались сильнее меня, и я практически перестала с ними бороться. А
ведь мы могли бы быть вместе… Могли бы… Могли бы… И никакого комплекса
Клеопатры. Никакого… Я могла бы его любить, о нем заботиться, доставлять ему
маленькие радости и различные удовольствия… У меня перед глазами возникло его
лицо… Он целовал меня торопливо, но очень страстно. И ловил мои многочисленные
слезинки своими горячими губами. Я утыкаюсь ему в грудь и тихонько плачу, а он
гладит меня по голове и говорит, что я должна успокоиться, потому что я очень
сильная. А я плачу все горше и горше, а Макс прижимает мою голову все сильнее и
сильнее.
Я попыталась отвлечься от воспоминаний и замотала головой.
Ни к чему воспоминания. Меня не спасет прошлое, потому что есть настоящее, а в
этом настоящем МАКСА НЕ СТАЛО.
Я смотрю в заднее стекло и вижу машину из леса, которая до
сих пор сидит у меня на «хвосте». А может быть, ее нет. Может быть, мне
начинает казаться… Я смотрю в заднее зеркало совершенно спокойно, без
каких-либо эмоций, но все же напрягаю свое зрение и пытаюсь разглядеть те
машины, которые шарахаются от меня в разные стороны и громко сигналят. Я
пытаюсь увидеть ту машину из леса, но ее почему-то уже нет. И я чувствую, как
ломается моя воля, мне становится страшно, жуткая паника рвется наружу.
