Я громко засмеялась,„и этот смех означал, что больше я не
намерена смотреть на этот жестокий мир сквозь розовые очки. Не намерена и все
тут! Я буду вытягивать жизненную силу из всех мужиков! Ведь все они не видят
ничего дальше собственного носа, называемого членом. Они все будут падать на
землю и поднимать лапки кверху, падать и сами собой в штабеля укладываться. Они
хотят слышать только то, что им нужно, и искать правду там, где ее нет. Теперь
я всегда буду выходить победительницей потому, что я готова к любой, даже самой
яростной драке. Это будет мой сценарий! Мой собственный сценарий! И тут я буду
выступать не только как актриса, но и как режиссер. Я скинула с себя платье и
осталась в тоненьких, вызывающих трусиках.
— Терпеть не могу лифчики. У меня и так грудь прекрасно
стоит! Тебе не кажется, что с того самого момента, как ты мне позвонил, мы
очень много времени потеряли понапрасну.
Михаил по-прежнему стоял, словно окаменев. Я двинулась к
нему, откровенно демонстрируя все достоинства своей шикарной фигуры. Во мне
была грация, напрочь лишающая рассудка и подчиняющая любую, даже самую сильную
волю. Глядя на мое тело, тут же хотелось им обладать.
— Бог мой, какое у тебя тело, — с трудом сказал
Михаил и судорожно расстегнул рубашку. — Я и подумать никогда не мог, что
на свете бывает подобное тело…
— Бывает, милый, на свете все бывает.
В моих глазах засверкал дьявольский огонь, который буквально
гипнотизировал и не давал сдвинуться с места. Я знала, что так, как умею себя
преподнести я, может себя преподнести далеко не каждая женщина, потому что
искусство магнетизма дано не всем. Оно дано избранным.
Грациозно, по-кошачьи, я подошла к Михаилу, опустилась перед
ним на колени и молниеносно расстегнула ему ширинку. Затем высунула кончик
языка и продемонстрировала его Михаилу.
— Ты ведь этого хочешь? Скажи, этого?
— Хочу, — с трудом выдавил из себя обезумевший
Михаил и трясущимися руками подтянул мою голову к своему набухшему естеству…
Я не знаю, сколько времени мы занимались любовью. Минуту,
двадцать, час, три… Это не имело никакого значения, потому что с тех пор, когда
с нами случилось ЭТО, время остановилось.
А затем мы пили шампанское и… смотрели на дождь. Он лил все
сильнее и по-моему не хотел прекращаться. Мы были совершенно голые, но вовсе не
стыдились своей наготы. Я сидела на подоконнике распахнутого окна с бутылкой
шампанского в руках, пила прямо из горлышка и передавала ее сидящему в моих
ногах точно такому же раздетому Михаилу. А перед глазами стояла одна и та же
картина. Дождь как из ведра… Мокрый джип и унылый двор… Я думала о том, что эта
зеленоглазая леди, сидящая на окне, когда-то была молоденькой, дерзкой
девчонкой, приехавшей в Москву на заработки из далекой провинции. Прошло так
много времени, а в моей голове прокручивалась одна и та же давняя сцена, да с
такой ясностью, словно это было вчера. «Вокзал. Поезд. Общий вагон и я, в
рваных джинсах и дешевой майке, купленной моей мамой в уцененке. Я выхожу из
поезда и озираюсь по сторонам. Следом за мной выскакивает моя подруга Светка,
весло бьет меня по плечу и громко кричит на весь перрон: „Держись, Москва
белокаменная! Провинциалы приехали!!!“ Я стараюсь заткнуть Светке рот,
извиняюсь перед проходящими мимо нас людьми, но Светка заразительно смеется и говорит
мне, что самое главное на свете это дружба. Она поможет нам выстоять и пронесет
нас через все преграды и напасти».
А еще мне вспомнилась ночь, когда нам было просто некуда
пойти ночевать. Некуда и не на что. Мы сидели на шумном вокзале, листали различные
газеты, пестрящие многочисленными объявлениями о трудоустройстве и, искусывая
губы до крови, строили самые нелепые планы грандиозного, по нашим меркам,
штурма Москвы.
— О чем ты думаешь? — тихо спросил Михаил и
отхлебнул из горлышка.
— О том, что когда мне было восемнадцать лет, я
стыдилась раздеться перед мужчиной.
— Почему? У тебя же такое тело?
— У меня не было приличного белья. Дешевые, выцветшие
трусы и точно такой же лифчик… А еще я думаю о том, что в те же восемнадцать
лет я постоянно отказывала одному мужчине, который приглашал меня в ресторан.
— Почему?
— Потому что я не умела держать вилку с ножом. Один раз
мужчина пригласил меня в ресторан, а я взяла вилку в правую руку, а нож в
левую. Ему стало стыдно.
Я вновь отхлебнула шампанского и посмотрела на Михаила
каким-то отрешенным взглядом.
— Послушай, а у тебя есть музыка?
— Музыка?!
— Музыка.
— Конечно, есть.
Михаил встал с пола и кинулся к музыкальному центру, но я
отрицательно замотала головой, притормозив Михаила на полпути.
— Нет, я хотела не такую музыку. У тебя есть граммофон?
— Есть. Антиквариат. Я недавно прикупил на Арбате. Я то
же люблю подобные вещи.
Когда в комнате появился граммофон и заиграла старая
виниловая пластинка с задушевной мелодией, я спрыгнула с подоконника во двор и
принялась танцевать. Под дождем… От удовольствия я даже закрыла глаза. Я опять
вспомнила то время, когда я была слишком молода и слишком беспечна. От поистине
захватывающего зрелища Михаил расплылся в улыбке и прислонился к оконному
стеклу. А затем я забралась на крышу джипа и принялась танцевать дальше. Я
закинула голову назад и восхитительно управляла своим обнаженным телом. Я
танцевала вместе с дождем, жадно ловя крупные капли, которые уже окончательно
перемешались с моими слезинками. Михаил устал стоять открыв рот и тоже перелез
через подоконник. Этот обнаженный, хорошо сложенный мужчина встал рядом с
джипом, громко захлопал и начал подпевать вместе со мной в такт музыке. Я
танцевала и думала, как же я красива и как же красив и восхитителен мой танец.
Я громко пела и думала о том, что я живу в центре Москвы, езжу на дорогой
иномарке, играю самые лучшие роли в самых кассовых фильмах. Я ли это?
Испуганная девчонка из далекой провинции, сидящая в старом, протертом кресле
родительского дома, с жадностью смотрящая все подряд московские телевизионные
каналы. Неужели это я?!
