У меня перехватило дыхание. Должно быть, в этот момент я
позеленела. Сомнений не было. Речь шла об уголовнике.
— Вы хотите сказать, что он лежал в этой могиле?
Лежал, пока мы его отсюда не вытащили и не отдали его своим
товарищам, чтобы они похоронили его по человечески, а не как собаку на
заброшенном кладбище. Друг этот в бегах был. Только с зоны оторвался и тут…
такое. Мужик он нормальный был. Жил по понятиям. Сильный, выносливый — вот мы и
стали думать, кому его смерть понадобилась. Кому нормальный человек помешал.
Он, можно сказать, без проблем выбрался оттуда, где люди пожизненный срок
мотают, и так глупо погиб. Вот мы и стали местных жителей прощупывать, а их
оказалось всего-то раз, два и обчелся. Один старее другого. Ты нашего друга
видела?
— Нет, — замотала я головой. — Не видела и не
слышала.
— А чего побледнела так?
— Да вы такие страсти рассказываете. В этой деревне
всегда все спокойно. Тут вообще никто никого и никогда не убивал. Спокойнее
этого места не найти.
— Тем не менее наш товарищ убит. А может, ты его
все-таки видела? Его трудно не запомнить. У него все тело в наколках.
— Не видела я никакого товарища. Никогда не видела.
Парень по имени Витюха метнул в мою сторону подозрительный взгляд и клацнул
зубами.
— Девка говорит, а сама от страха трясется.
— Конечно, трясусь. А что я по-вашему должна делать,
если на меня пистолет направлен? Боюсь, что он выстрелит.
— А может, наш товарищ к тебе приставал и вы с дедом
его на пару замочили? — Витюха смотрел на меня таким взглядом, будто он
читает все мои мысли. — Он у нас уж больно голодный был. Столько времени
без женщины… На одной Дуньке Кулаковой далеко не уедешь. А тут такая телка…
Если одеть нормально, то была бы и ничего.
— Да что вы такое говорите…
— А может, дед тебя приревновал? Послушай, а ты
случайно с дедом не трахаешься?!
— Нет.
— А то, может, ты деду иногда даешь, а дед ревнивый, ни
с кем делиться не хочет.
Несмотря на свой страх, я начала злиться и запыхтела как
паровоз.
— Я такой бред и слушать не желаю. У меня кроме
дружеских чувств с дедом ничего нет и быть не может. А вашего товарища я
никогда не видела и ничего о нем не слышала.
— Хорошие у тебя с дедом дружеские чувства, что ему
твоя дружба по барабану. Он от тебя чухнул и забыл про все на свете. Он твою
жизнь ни в грош не ценит.
— Конечно, ему собственная жизнь намного дороже. Он
человек пожилой, ему нервничать нельзя. У него сердце может не выдержать.
Я вновь посмотрела на пустую могилу, где еще совсем недавно
лежал уголовник, и молча подумала о том, как же эти двое могли определить, что
в этой яме находился труп их товарища. Но никаких соображений по этому поводу у
меня не было, как и не было возможности даже хорошенько подумать.
Парни вновь посмотрели на часы и заметно занервничали.
— Вот, старый хрыч, убежал, — сказал молчаливый и
достал свой мобильный.
— Надо было его никуда не отпускать…
— Да кто знал, что он такой козел.
— А как ты думаешь, куда он побежал?
— Да где-нибудь за озером от страха обосрался. Дело
сделаем и обязательно его найдем. Далеко не уйдет. Прятаться надоест.
— А может, он за помощью побежал?
— За какой помощью, если в деревне всего три бабки
живут?! Что он их сюда что ли приведет?! Пусть ведет, мы их всех уложим.
Милиции тут нет и быть не может. За участковым нужно через три деревни бежать.
Уж больно далеко. А тащиться до райцентра тоже не ближний свет. Все, что этот
старый ублюдок может, так это где-нибудь укрыться и трястись от страха в
надежде на то, что мы скоро из этих мест свалим.
В этот момент у парней вновь зазвонил мобильный, и они
занервничали еще больше.
— Витюха, я пока девку покараулю, а ты пойди к выходу,
там Глеб приехал. Он товар из сарая забрал, сказал, что лучше дело днем
обстряпать, потому что ночью гаишники всех подряд стопорят, можно попасться. А
днем среди машин затеряешься и никому нет до тебя никакого дела. Я с ним вполне
согласен. Глеб — бывалый, плохого не посоветует.
Признаться честно, я плохо понимала, о чем идет речь.
Вернее, я понимала только то, что приехал какой-то Глеб и привез какой-то
товар, но я не понимала и совершенно не могла объяснить, зачем я еще могла
понадобиться этим отморозкам. Дождавшись, когда силуэт одного из парней
скроется между могил, я посмотрела на наставленный на меня пистолет и тихо
спросила:
— Я больше не нужна? Я могу идти?
— Куда?! — деловито поинтересовался парень.
— Домой.
— Домой?
— Ну, да. Домой. Мне еще до города черт знает сколько
ехать. А дел выше крыши.
— Забудь про свои дела. От дел отдыхать нужно.
— Не могу. У меня дела неотложные.
— Неотложных дел не бывает. Отложить можно любые дела.
— И все же мне пора, — жалобно настаивала я на
своем.
Парень снял пистолет с предохранителя, нахмурил лоб и
засопел.
— Ты что делаешь-то? — перепугалась я не на шутку.
— Стрелять буду.
— Тебя же за это посадят.
— У меня уже две ходки. Я тюрьмы не боюсь.
— Ты что, на третью ходку собрался?
— Собрался.
Мне стало себя невообразимо жаль, и я заплакала. Ну кто меня
пожалеет, если не я сама себя! Стою на кладбище под прицелом законченного
отморозка и трясусь от страха.
И никакой перспективы того, что скоро все это закончится…
Вообще никакой.
— Ну, что ты так на меня смотришь? И ты и твой
пистолет… Что ты от меня хочешь? Я же тебе уже тысячу раз говорила, что я ни в
чем не виновата, что я здесь оказалась случайно… Дай мне уйти…
— У меня друга убили, а ты уйти собралась. А ну скажи,
кто моего друга убил!
— Я не знаю, — замотала я головой. — Я ничего
не знаю.
— Пока ты запаску меняла, твой дед эту могилу копал.
Видишь, земля совершенно свежая. Сегодня утром она была примятая, а теперь она
по-другому вскопана.
— Я про это ничего не знаю…
