– Спасли его? – спросил Ник.
– Нет, – казалось, эта неудача настроение Дэлги не испортила. – Когда мы туда спустились, спасать было нечего – одни кости с остатками мяса. И не скисай, ты не виноват. Я же говорил им – не лезть за этим золотом. У кого хватило ума, тот послушался.
– Эта тварь такая мерзкая… – Ника от одного воспоминания передернуло.
– Тварь как тварь. Ей, как и тебе, надо что-то кушать, – неожиданно заступился Дэлги. – Это тебе хватит чашки кофе и хлеба с сыром, а ей требуется живое мясо и жизненная энергия, желательно человеческая. Если тварь необходимой пищи не получит, она станет вялой и слабой, вот они и измышляют уловки, чтобы кого-нибудь заманить на обед. Кстати, на самом деле им нужно есть не так уж часто, раз в полгода – за глаза хватит, остальное для удовольствия. Этот остолоп сам виноват, жадность и глупость до добра не доводят. А какая от тварей польза, я тебе уже объяснял.
Дэлги говорил безмятежным тоном, но негромко – видимо, не хотел, чтобы его услышали за дверью.
Уехали из деревни на следующее утро, после завтрака. День был пасмурный, ватный, и воздух такой, словно купаешься в парном молоке.
Оба молчали. Дэлги вырулил с проселочной дороги на грунтовое шоссе. Ник понятия не имел, куда они направляются.
Машина остановилась под крутым склоном, белесым, ступенчатым, утыканным темными елками, похожими друг на дружку, словно сошли с одного конвейера.
Дэлги опустил боковое стекло. Пахло озоном и хвоей.
– Собираешься еще убегать?
Что можно ответить на такой вопрос? Ник пожал плечами.
– Если я скажу «нет», вы решите, что я вру. Хотя вы сами, по-моему, не всегда говорите правду.
– Это точно, я тебе много всякой лапши на уши понавешал, – неожиданно легко согласился Дэлги. – Но мое вранье – оно прозрачное, как вода, сквозь которую видно песчаное дно со всеми камешками и складками. Так и здесь: если захочешь, сквозь все, что я тебе наплел, увидишь правду. Но ты, похоже, просто боишься.
– Вы никогда не были алкоголиком. Из гвардии вас выгнали за что-то другое. За убийство, наверное.
– Ну-ну, продолжай в том же духе.
– Что вам от меня нужно?
– Твое общество, – он сменил насмешливый тон на дружеский. – Люблю путешествовать в компании, одиночеством я и так сыт по горло. Трудно тебе, что ли, вместе со мной покататься? Я ведь ничего больше не требую. За все плачу. Не вынуждаю тебя совершать никаких противозаконных деяний. Не пристаю с противоестественными домогательствами. Даже кофе варить на стоянках не заставляю, потому что я сам варю его лучше.
– Ага, а тренировки?
– Это не в счет. Это нужно тебе, а не мне.
Ник хотел возразить, но промолчал. Если б не эти уроки, он бы вряд ли дожил в овраге до прихода спасателей.
– От тебя требуется только одно: чтобы ты составил мне компанию на ближайшие полмесяца. Потом будешь свободен. Мне ведь совсем недолго осталось гулять.
– Почему – недолго? – Он повернулся к Дэлги. – Что вы имеете в виду?
– Мог бы уже и сообразить.
– Вы… чем-то больны?
– Можно и так сказать, – Дэлги усмехнулся. – Неизлечимое заболевание с периодически повторяющимися приступами.
– Хорошо… – Ник осекся: «хорошо» в данной ситуации звучит неуместно. – Ладно, я согласен. Не убегу. Мы дальше куда?
– В гостинице ты сказал, что моря никогда не видел. Вот к морю и поедем.
Дважды Истребитель Донат Пеларчи получил от своего блудного ученика еще одно письмецо. Тот держал его в курсе, как обещал. Излишне говорить, что у Ксавата после такого известия настроение скисло и свернулось, будто молоко, в которое плеснули уксуса. Если не поняли: получается, что его совсем обосрали, а Доната обосрали только наполовину, и он, значит, больше тупак, чем Донат.
«Встречу этого паскудного комсорга Вилена – получит нож под ребра, по воровским законам!»
Он вовремя спохватился: зубы-то свои, не казенные, и ежели их в крошку, замаешься потом искусственные вставлять.
– Ксават, идите сюда!
Охотник звал его, приотворив дверь номера. Звал уже не в первый раз.
Сейчас, срань собачья, начнет хвалиться: мол, меня мой помощник все-таки уважает, не то, что твой обормот!
– Чего там? – осведомился Ревернух со сдержанным раздражением, прикидывая, как бы утереть ему нос.
– Заходите, – нетерпеливо потребовал Донат и, когда Ксават переступил через порог, запер за ним дверь. – Келхар прислал фотоснимок.
– Какой фотоснимок? – сверля охотника неприязненным взглядом, проворчал Ксават.
– Келхару удалось его сфотографировать, – невозмутимо пояснил Пеларчи. – Хотите посмотреть?
– Да… Да, конечно. Покажите!
Это уже серьезно. Это вопрос жизни и смерти, так что гонор побоку.
Охотник подал ему небольшую черно-белую фотокарточку.
– Вот он. В центре, около машины.
– Срань собачья… – только и смог вымолвить потрясенный Ксават, взглянув на изображение.
Еще один городок, назывался он Раум, ощетинился заводскими трубами, как побитый жизнью дикобраз обломанными иголками. Впрочем, при остатках дневного света Ник видел только окраину.
Перепутанные рельсовые пути напоминали лабиринт в детском журнале. Длинные пакгаузы под низко нахлобученными крышами. Бесхозная куча цемента, разгильдяйски высыпанного меж двух бетонных заборов – словно привет с покинутой родины. Чтобы не заехать в цемент, Дэлги пришлось свернуть в соседний проулок.
Изредка попадались островки двухэтажных домиков с черепичными крышами и бельем на балконах, да еще пустыри, заросшие джунглями в миниатюре.
На западе широкой полосой светился золотистый закат тревожного, бередящего душу оттенка. На востоке сплошным, без просветов, сводом громоздились лиловые кучевые облака.
Ветер гонял тончайшую пыль, оседающую на чем попало.
– Надо найти закрытое помещение для тренировки, а то цемента наглотаемся, – заметил Дэлги. – Та еще радость…
И передразнил Ника, не сдержавшего разочарованной гримасы: он-то решил, что вечерняя тренировка отменяется, раз окружающая среда не располагает.
Затормозили возле трактира. После ужина, оставив Ника за столом с чашкой кофе, Дэлги, посовещавшись с трактирщиком, отправился договариваться насчет помещения.
Ник не спеша допивал кофе и разглядывал посетителей. Компания рабочих в испачканных цементом спецовках пьет пиво. Две девушки в клетчатых платьях (в каждой клетке – мелкая вышивка, от которой рябит в глазах) поглощают мороженое, косятся по сторонам и перешептываются. Возле сероватого от грязи окна уселся парень, смахивающий на злодея из банды нехороших мотоциклистов в голливудском фильме: черная клепаная кожа, шипастые браслеты-наручи, три пары ножей – на поясе, на бедрах из специальных карманов торчат рукоятки, и вдобавок к голенищам шнурованных сапог прилажены ножны. Узкое жесткое лицо, колючий взгляд.
