– Вот, взгляни.
Барт был удивлен. Сапоги были высокие, из великолепной мягкой кожи, со шнуровкой спереди, отороченные черным блестящим мехом, украшенные по бокам медными кольцами, с толстой подошвой из нескольких слоев бычьей шкуры. Тонкая работа, хотя и чувствуется, что изрядно поношены. Барт сунул руку в один из них и обомлел. Мех был и внутри, немного потертый, но все еще плотный и наверняка очень теплый.
– Я их беру! – воскликнул Барт, прижимая сапоги к груди, будто кто-то собирался их отнять.
– Я не сомневался, господин, – Вирго расплылся в улыбке, показывая крупные, как у лошади, передние зубы. – Великолепная вещь, как и я! Достойная аристократа. В столице сейчас такие в моде – с руками отрывают. Чуешь, какая выделка? Работа настоящего мастера! Можно ходить в них хоть осенью, хоть в самую лютую зиму! Это же бобровый мех, чуешь?
– Да чую я, чую, – отмахнулся Барт, торопливо ослабляя шнуровку на сапогах, чтобы поскорее обуться.
– Ну, я рад, что угодил. С тебя триста лир.
На мгновение Барт замер от неожиданности. Потом, фыркнув, отмахнулся от старьевщика:
– Да не смеши меня! За пятьдесят – возьму.
Барт задрал ногу, собираясь надеть сапог, но старьевщик цепко уцепился в обувку и потянул к себе.
– Ох, прошу извинить меня, молодой господин, – приторно улыбаясь, возразил он. – Но моя цена – триста лир.
– Да ты рехнулся?! Триста лир за поношенные сапоги?
– Прекрасная цена! Не веришь – попробуй найти дешевле.
Барт, не выпуская из рук сапог, тоскливо оглянулся в сторону рынка.
– Давай за сто, а? – он дернул было сапог на себя, но Вирго вцепился в голенище, как клещ, и отпускать не собирался.
– Триста, – убежденно парировал старьевщик. – И ни лирой меньше!
– Да это грабеж! А ну, отдай! – Барт, уже не на шутку разозлившись, принялся вырывать сапоги из рук тощего.
Неожиданно ожил привязанный к колесу фургона пес. Он сел на задние лапы, зыркнул на Твинклдота и негромко, но очень внушительно зарычал.
Барт замер и, опасливо покосившись на пса, продолжил вполголоса:
– Триста лир – это ни в какие ворота не лезет, Вирго! Могу дать сто пятьдесят и свою старую одежду в придачу.
– Хм… – старьевщик шумно поскреб жесткую рыжую щетину на подбородке. – А ну, показывай, что у тебя там.
Барт, неохотно выпустив из рук сапог, развязал узел с одеждой.
Вирго принялся придирчиво рассматривать потрепанный жилет Барта и его полосатые штаны. Задумчиво поковырял корки засохшей глины, сунул палец в одну из дырок, зачем-то вывернул все карманы. Барт в это время переминался с ноги на ногу, украдкой поглядывая на лежащие рядом сапоги.
– Что ж, неплохо, неплохо, – выдал, наконец, старьевщик свой вердикт. – Я дам тебе за это десять лир.
Увидев выражение лица юноши, поспешно добавил:
– Хорошо, пятнадцать. И еще сделаю скидку на сапоги. В общем, можешь забрать за двести пятьдесят.
Барт ожесточенно почесал в затылке. Он и так уже потратил больше четырехсот лир у торговца доспехами. С другой стороны, деньги-то не его, а Серого…
– Идет! – буркнул он, потянувшись за сапогами.
– Эй, эй, эй… – запротестовал старьевщик. – Деньги вперед!
В ответ раздался рык не хуже, чем у пса.
– Ладно, ладно, – делая вид, что занят изучением своих грязных ногтей, невозмутимо произнес Вирго. – Примеряй. Вдруг еще маловаты будут.
Сапоги и впрямь были на небольшую ступню и узкие, плотно обхватывающие голень под коленом. К счастью, Барту они пришлись в самую пору. Тщательно подогнав по ноге шнуровку, он постоял, зажмурившись и с наслаждением шевеля пальцами ног, зарывая их в щекочущие ворсинки меха.
– Двести пятьдесят, – напомнил старьевщик.
Барт отсчитал ему целую пригоршню блестящих, будто только что отчеканенных серебряков. Кошелек его уже полегчал почти наполовину, но все еще был внушительным – уж Вирго это точно оценил. Твинклдот, делая вид, что не замечает, как тощий вожделенно поглядывает на его кошель, спрятал деньги за пазуху и собрался было уходить.
– Постой, постой, молодой господин… – старьевщик преградил ему дорогу. – Кстати, как тебя зовут?
– Да какое тебе дело? – поморщился Барт. – Все, я пошел. Сказал бы спасибо за сапоги, но я столько за них заплатил, что это ты мне должен быть благодарен до конца дней. Весь твой драный фургон столько не стоит!
– О, вот тут ты ошибаешься, малыш! – укоризненно покачал головой Вирго. – Позволь, я покажу тебе другие товары. Клянусь милостью Араноса – ты удивишься, какие сокровища можно найти в магазинчике Великолепного Вирго. И главное – по каким ценам. Практически даром!
– Ага, я уже оценил, – саркастически усмехнулся Барт.
– Вот и отлично! Я заметил, что ты что-то ищешь. Что-то, чего пока не встретил там, на прилавках у этих тупоголовых купцов. Я сразу понял – у этого юноши особый интерес. В чем твой интерес? Ищешь что-то редкое? Что-то дорогое? Что-то…
– Погоди, погоди, – перебил его Барт. – Ты что, следил за мной?
– Пфф… – фыркнул Вирго. – А ты не думал, как ты смотришься со стороны? Какой-то сопляк, в приличной одежде, явно не простолюдин, но выглядит так, будто его неделю валяли в грязи. Бродит по рынку, ничего не покупает, только что-то высматривает, вынюхивает. И денег у него – кошель, того и гляди, лопнет…
Старьевщик наклонился поближе к Барту и заговорщически шепнул:
– Между прочим такое поведение небезопасно. Тебе повезло, что ты не попался в лапы какому-нибудь проходимцу.
Барт раскрыл было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, но в бойкую речь старьевщика трудно было вставить даже словечко.
– Кстати, о безопасности, – продолжил Вирго. – Я заметил, что молодой господин совершенно безоружен. В наши дни это непростительная беспечность! Один момент!
Верхняя половина туловища старьевщика вновь скрылась в недрах фургона. Барт с трудом удержался от того, чтобы не дать половине, оставшейся снаружи, увесистого пинка и не сбежать.
– О! – Вирго держал в руках потрепанную книгу. – Взгляни пока на это. Редкий экземпляр руководства по рукопашному бою. Ну, знаешь, чтобы повергать противников без оружия. Древнее боевое искусство заморских воинов бакши. Книга, правда, на сурамейском, но там много гравюр. В общем, держи. Отдам всего за тридцать лир.
Старьевщик снова нырнул под полог своего фургона. Барт с сомнением повертел в руках предложенную книгу. Фолиант явно побывал в свое время в воде – переплет и все страницы изрядно покоробились, тонкая вязь сурамейского текста местами поплыла так, что нельзя было разобрать ни знака, даже если бы Барт знал язык. Гравюры, впрочем, сохранились неплохо, правда, надо было привыкнуть к своеобразной манере изображения людей, принятой на Аль-Бакши. Внимательно рассмотрев одну из гравюр, Барт невольно покраснел.
