– Обещаю, – с надрывом произнесла я. – Обещаю
быть счастливой.
– Постарайся. Я буду ТАМ. НАВЕРХУ. Если тебе будет
плохо, значит и мне ТАМ станет очень больно. А если ты здесь счастлива, значит
я ТАМ улыбаюсь.
Этот день мы провели вместе не размыкая объятий. Зашедшая
медсестра унесла капельницу, пряча слезы, и больше не стала нас беспокоить. Она
уже много лет работала в этом отделении, но ей до сих пор БЫЛО БОЛЬНО. Больно
видеть, как один за другим уходят её пациенты. А за этой красивой парой она
наблюдала уже давно. Высокий мужественный парень за несколько месяцев
превратился в бледную, высохшую тень. Даже страшно было подумать, сколько он весил.
Но этот парень боролся до последнего и не терял силы духа, хотя прекрасно
понимал, что уже НИЧЕГО НЕ ПОМОЖЕТ. И вот сегодня он сказал про последний день.
Наверное, он и в самом деле последний… Многие тяжелобольные чувствуют смерть.
ЖАЛЬ. Жаль, когда кто-то там свыше разлучает любящие сердца. В том, что эти
двое любят друг друга, медсестра была уверена. Она закрыла дверь палаты и
увидела возбужденных людей у другой. Там только что умерла женщина… Она
направилась туда, хотя ноги наливались свинцовой тяжестью. Оборвалась ещё одна
жизнь…
– Почему в коридоре так шумно? – спросил Сашка.
Я выглянула и сразу поняла, в чём дело, но решила скрыть от
него правду.
– Там одной пациентке плохо стало, – только и
смогла сказать я.
– Как будто смертью запахло.
– Тебе показалось.
Я вновь вернулась к постели и положила голову Сашке на
грудь. Он стал гладить меня по голове и нежно перебирать мои волосы.
– Я так не хочу тебя терять.
– Я всегда буду рядом, – прошептал он. – Ты
просто поднимай почаще голову и смотри на небо. Я буду стараться тебе помогать
и тебя оберегать.
А затем мы не удержались и вместе заплакали. Я никогда не
видела, чтобы Сашка плакал. Мы оба понимали, что мы вместе последние часы и
очень скоро счёт пойдёт на минуты. Я достала носовой платок и вытерла свои и
Сашкины слёзы. Затем подошла к окну, распахнула его настежь и произнесла с
блаженной улыбкой:
– Саш, смотри, какой потрясающий закат. Прямо как на
картине.
Он попытался сесть, но не смог, и лишь поднял голову.
– Алина, не закрывай окно. Пусть в палате будет свежий
воздух.
– А может, шампанского выпьем? – неожиданно
предложила я, вновь смахнув слёзы.
– Шампанское? Откуда? – растерялся Сашка,
удивленно посмотрев на меня.
– Оно в холодильнике стоит. Твои родители привезли
несколько бутылок, чтобы медсёстрам дарить. Я вот подумала, а чем мы хуже?
– Ну что ж. Умирать так с музыкой и шампанским. А
музыка есть?
– Музыки нет. Да она и не нужна. Давай будем слушать
ветер за окном. Так как на счёт шампанского?
– Легко, – Сашка как-то нервно улыбнулся, поджав
нижнюю губу. – Только я бутылку вряд ли смогу открыть. Бессилие атаковало.
– Ерунда. Я открою её сама.
Я достала бутылку из холодильника и поставила на тумбочку
два больничных гранёных стакана.
– Жаль, фужеров нет, – печально заметила я,
стараясь справиться с тугой пробкой.
Сашке стало неудобно, что бутылку открываю я, и он поднял
ослабленные, тощие руки.
– Дай мне. Я попробую.
– У меня уже получается.
Когда пробка отлетела к потолку, я разлила шампанское по
стаканам и, протянув Сашке стакан, тихо спросила:
– За что пьём?
– За последние минуты, проведённые вместе, – с
болью произнёс Сашка.
– Минуты?! Может быть, всё же дни или часы? – Моё
лицо исказилось в болезненной судороге.
– Минуты, – прошептал Сашка и постарался выдавить
из себя улыбку, но она получилась очень несчастной.
Мы смотрели друг другу в глаза и потягивали шампанское.
– Саш, тебе страшно? – вновь всхлипнула я.
– Страшно, что я буду смотреть на тебя СВЕРХУ, но не
смогу тебя больше обнять.
Осушив свой стакан до дна, я склонила голову Саше на грудь.
– Люблю тебя…
И услышала, как упал на пол его стакан…
– Нет!!!
Я схватила Сашку за руку, попыталась нащупать пульс, но его
не было. Я держала его руку и долгое время не могла отпустить. На Сашкином лице
застыла улыбка. Мне казалось, что вот сейчас он откроет глаза и скажет, что это
просто дурной сон и мы навечно вместе. Ведь мы так долго друг друга искали и
были так счастливы, когда нашли.
– Санька, дыши. Пожалуйста, дыши… – шептала я, держась
из последних сил, чтобы не разрыдаться.
– Ну сделай вздох… Ради меня…
Но Сашка больше не мог ничего сделать ради меня. Он и так
столько всего сделал. Всё это время он делал мою жизнь ЛУЧШЕ, СВЕТЛЕЕ и
СПОКОЙНЕЕ. Я представила, как Сашкина душа сейчас отделилась от тела, взлетела
и парит где-то недалеко. Мне казалось, что теперь он светится, а за его спиной
выросли крылья. И было страшно, что сейчас он ими взмахнёт и улетит НАВСЕГДА.
Я не хотела даже думать, что мне теперь придётся жить одной.
Мне слышался Сашкин голос, и он звал меня с собой… Каждая чёрточка на его лице
была такой родной и знакомой. Я смотрела на него, не выпуская его руку, и
боялась пошевелиться. На вешалке висела его куртка и шапка. Когда Сашка ещё мог
ходить, он одевался и мы шли к окну, чтобы подышать свежим воздухом и
поглядеть, что же делается за стенами больницы. Как правило, я садилась на
подоконник, Сашка вставал рядом и смотрел на улицу, прижимая меня к себе. Мы
оба верили, что он обязательно поправится.
Бережно положив Сашину руку ему на грудь, я открыла дверь
палаты и бросила умоляющий взгляд на проходившую мимо медсестру. Та
остановилась и с надеждой спросила:
– Всё хорошо?
– Плохо, очень плохо, – глотая слёзы, ответила
я. – Сашки больше нет. Он улетел на небо. Спасибо, что вы позволили
провести нам последний день вдвоём. Если честно, то в глубине души я не верила,
что он последний…