Полат слегка поклонился и Вельмуду, и Валиту, и даже Рулаву. Выказал свою благосклонность и боярам. А для прочих остался непроницаем, как плотно сбитый частокол. Что со стражей-то церемониться?!
Собрание приветствовало молодого князя доброжелательно. Кланялись, не отрывая ладони от сердца. Арбуй оказался между Валитом и Полатом, с первым они понимающе переглянулись, но вопрос застрял в горле вепса, больно много лишних ушей.
— Его нет? — прошептал Полат, обернувшись к обоим.
Валит в ответ поднёс палец к устам.
Прежде новгородцы нарушили все законы гостеприимства, но со столом расстарались… Ранние соленья, каши и ягоды будили зверский голод даже в самом сытом боярине. Расторопные слуги подносили печёную, варёную и жареную дичь, лишь хмельное оставили на потом, на столах только квасы да кисели, потому как спор во хмелю — дело неблагодарное.
Заняв место за столом, первым делом отведал малинового киселя. Хвалить варево не стал — новгородцы и без того зазнались. С особым удовольствием отметил, что глядя на его спокойствие, новгородские бояре зеленеют и жмутся друг к дружке, будто воробышки в мороз.
Зато углядев среди алодьских свободное место, явно предназначенное для Олега, сам едва не сжался. Благо Рулав отвлёк, провозгласил зычно:
— Други! Раз все в сборе, пора поговорить о деле, для коего собрались!
В ответ согласно загудели. И хотя все знали, о чём пойдёт речь, утихли, едва поднялся старейший — верховода Валит.
Он, как известно, ещё светлого князя Гостомысла застал. Был одним из тех, кто от чуди согласился призвать следом и Рюрика. И первым из чудьских поклялся Гостомыслову внуку в верности. С тех пор много воды утекло. Из молодого и яростного Валит превратился в седовласого старца, но тем весомей его слово.
Его голос прогремел на всю округу. Кажется, даже стены детинца содрогнулись.
— Други! В скорбный год собрались мы в стольном граде. Пресветлый князь Рюрик покинул Этот свет, ушёл в Иной мир. Я был рядом, когда это случилось. Всё видел. И последние слова усопшего слышал и разумел.
Рюрик сказал: «Боги призывают меня к себе, я ухожу к престолу навьего владыки. Но вы остаётесь… Клянитесь же здесь, у смертного одра, что не измените начатому нами делу. Великому делу единения!»
Вельмуд, также бывший свидетелем последних слов великого князя, кивнул.
Бояре зашептались.
— Хорош завет…
— Да неужто мы! Да неужели не выполним?
— Сколько лет благодаря Рюрику в мире жили и спокойствии.
— Завет соблюсти надобно…
Валит перебил, вновь привлекая к себе взоры:
— Это не всё!
Полат содрогнулся — что ещё сказал отец? Вдруг Рюрик заподозрил неладное, вдруг поведал про то соратникам?! Но Валит был слишком спокоен, его уверенность обнадёжила. Когда чудьской верховода заговорил, Полат облегчённо выдохнул.
— Эти слова должен бы сказать князь Олег, да он отчего-то не прибыл на сход, коий сам и созывал! Посему говорю я. — Он помолчал, дожидаясь могильной тишины, прокашлялся. — Рюрик наказал князю Олегу быть наставником и советником его сыну. Стало быть, и нам должно принять сына Рюрикова, признать его власть и принести клятвы, кои прежде самому Рюрику давали!
Седобородый Валит отступил в сторону и низко поклонился Полату.
— Княже! Прими мою клятву и заверения в дружбе. Я, а за мной вся чудь, отныне и до скончания века подчиняемся твоему слову!
В этот раз бояре молчали. Только чудьские, пришедшие с Валитом, кивали так истово, что головы едва не оторвались.
— И Новгород? — выпалил удивлённый донельзя Рулав.
Его вопрос прорвал затянувшееся молчание. Сход загудел, как потревоженный осиный рой. Новгородцы недоумевали громче всех.
— Да как же из Белозера Новгородом править?
— И как биться вместе, коли все — и Новгород, и Руса, и Алодь — рядом, а Белозеро-то… не одним морем пройти нужно, чтобы добраться!
— А мурмане? Отчего мурман так обидели? Князь Олег…
Полат слушал удивлённые возгласы и скрежетал зубами. Бояре подтвердили давешние опасения: Полат в их глазах — мелкий князёк, и не более. И хуже всего, что виноват в том Рюрик!
Ведь мог подле себя оставить, в ближний город посадить — в ту же Алодь, к примеру, а отдал её в вено мурманке. Пусть бы и бояре, и дружины почаще князя Полата видели, чтобы знали, каков он. Но вместо этого отец приблизил мурманина Олега, а родного, причём старшего, сына заслал в далёкое Белозеро. Вот теперь сход и артачится, и жужжит злобно.
Полату пришлось встать и стукнуть кулаком по столу, призывая мужей к порядку. Нравится им или нет, а воля Рюрика высказана. Воля Рюрика превыше всего!
— Вельмуд! — воскликнул белозёрец, когда гомон поутих. — Сказанное Валитом — правда?
— Правда. Рюрик и впрямь велел своему сыну подчиняться впредь, — отозвался тот. — Но имени сына не называл.
— На кой называть имя, коли сын всего один? — встрепенулся Валит. — Младенчик Ингорь второй год как помер, вместе с матерью! А иных сынов у светлого князя не было. — И, не давая собранию опомниться, добавил: — Мне другое любопытно! Отчего князь Олег, коему поручено Полату помощь оказывать, на сход не явился? Неужто решил на завет Рюриков плюнуть? Или струхнул?
— Или обиделся, что не его мурманскую… душу на княженье сажают, — не удержался от подсказки Арбуй.
— Отчего же? — прогремело вдруг над застольем.
Подручный белозёрского князя замер, не веря собственным ушам. Осмотрелся, медленно и так осторожно, будто среди них не человек, а готовый к прыжку лютый зверь.
Впрочем, он не сильно ошибся. Олег возник среди алодьских, кои расступились, давая место властителю, — глаза князя горели огнём, и улыбка напоминала оскал. Того и гляди бросится и порвёт в клочки.
За спиною его маячил верный Гудмунд и другие северяне, все в бронях и при полном оружии. У одного лишь Олега, кроме ножа при поясе, был длинный тёмный посох.
— Отчего же, — повторил тот, оглядывая собрание. — Меня ни боги, ни судьба ничем не обидели! А припоздал? За то уж простите. Не всё пока ещё в моей власти.
Глава 6
— Рады видеть тебя, Олег, в добром здравии! — нашёлся Полат.
Собрание одобрительно загудело. Иные повскакивали, стали отвешивать поклоны мурманину. А Полат продолжил нарочито весело:
— Не поднять ли нам, други, чаши в честь вернейшего из слуг усопшего моего родителя! В честь Орвара Одда!
— Я Рюрику не слуга, а родич и друг. Был, есть и остался, — поправил того Олег. — А вот с чашами и здравицами надо бы повременить. Случается, в них не только добрый хмель плещется, но и отрава.
