— Куда?
— На лодью. Один из тамошних корабельщиков племянником мне приходится. Замолвлю словечко.
Согласия Добродея старуха не дожидалась. С кряхтением, тяжело передвигая ноги, устремилась к большой пристани. Мальчик поспешил за ней, молчаливо моля богов о помощи.
Оставаться в Русе совсем не хотелось. Кто он тут? Бродяга! И ждет его в лучшем случае голод и не по годам тяжёлая работа. Поработать на лодье — совсем другое дело, это не навсегда. Тем более судно до Киева довезет…
— Эй! — завопила старуха. — Эй!
Клюка описала дугу в воздухе, Добродей едва успел увернуться от случайного удара. Горожанка же махала клюкой бойчее, чем воин мечом.
— Эй!!!
Добря только теперь сообразил, в чем причина: самая большая, самая богатая лодья намеревалась покинуть пристань. На судне деловито перекликались, с бранью затаскивали деревянные мостки.
— Эй! — вторя старой женщине, закричал он и рванул вперед. — Эй, подождите!
— Эй!!!
Корабельщики внимания не обращали, только один, чье массивное тело было укутано в дорогие ткани, замер и уставился на бегущего. На голове человека красовалась удивительная, очень смешная шапка — это Добря заметил, несмотря на волнение, тут же расплылся в улыбке.
— Что надо? — гаркнул человек.
— Сироту, сироту возьмите! — прокричала старуха, задыхаясь.
Корабельщик глядел на женщину странно. Добре даже показалось, что его лицо стало хищным.
— Сироту? — переспросил он.
— Да! — крикнула горожанка. — Он держит путь в Киев!
— Словен?
— Ну ты же видишь! — отозвалась она.
— Сирота? — не унимался корабельщик.
Добря бросил быстрый взгляд на старуху, женщина истово кивала. На всякий случай он и сам закивал.
— Хорошо. Иди сюда.
Работники, что только-только убрали мостки, с явным раздражением вернули их на место. Добря зайцем промчался по качающимся доскам, резво прыгнул на палубу. Скользнул взглядом по лодье: с каждого бока по нескольку скамей для гребцов, посередине массивная мачта, под ногами влажные, чистые доски. Народ на корабле хмурый, отовсюду летят настороженные взгляды.
Человек в смешной шапке был уже здесь.
— В Киев? — прогремел он.
— Ага… — выдохнул мальчик.
— Ты здоров?
Не дожидаясь ответа, человек ухватил Добрю за подбородок, заставил показать зубы, пристально осмотрел с ног до головы. А пощупав руки, заключил:
— Из тебя вырастет сильный мужчина.
Добря тут же оробел, уголки губ предательски поползли в стороны. Человек же обернулся к старухе, рука взметнулась вверх. Женщина ловко поймала брошенную монету. Мальчик видел, как меняется лицо горожанки: мгновенье назад каждая морщинка светилась восторгом, а теперь счастье стекает с ее лица, медленно и неотвратимо.
— Почему так мало?
Человек в смешной шапке ответил с легкостью, присущей только удачливым купцам:
— Он дитя. Его ещё кормить и растить.
— Но это словен! — возмутилась старуха. — Словенский люд в Шаркиле жалуют поболе других!
— Если б он девкой был — то да. Мужской пол ценится ниже. Да и работник из него пока не важный. Мал ещё. Хлипок.
— Обманщик! — В голосе старухи прозвучала горькая обида, на глаза навернулись слезы.
Корабельщик пожал плечами:
— Хочешь заработать больше? Тогда на следующий раз девку готовь.
Добря пошатнулся. И упал бы, если б его не подхватили крепкие мозолистые руки.
Мальчик открыл рот, намереваясь закричать, но его тут же заткнули. Запястья обожгло, следом огрели по голове.
— Эй, полегче! — сказал корабельщик в смешной шапке. — Не покалечьте товар. Руки уже связали? Ноги, пожалуй, не нужно. Все одно никуда не денется.
— А если… — пробасил один из помощников.
Купец посуровел, гаркнул:
— Бросьте пока тут. Сейчас из Русы выйти надобно, после в трюм перенесете.
— А ежели его кто увидит и узнает?
— Пусть видят, скажем, наш раб. А узнать… да кто же его узнает? Мальчишка-то не здешний, на одежду глянь. К тому же сирота. Эта старуха никогда не врет.
Добрю швырнули в сторону. И хоть удар о доски был не сильным, перед глазами заплясали разноцветные круги. Мальчик попытался закричать, но тряпица во рту душила все звуки.
Лодья мерно покачивалась, ветер бил в бок, тщетно силясь перевернуть судно. Весла упали на воду с громким плеском. Ошалевший пленник замычал, тут же получил несильный пинок от одного из гребцов. Кормчий крикнул готовить парус, к мачте тут же метнулись двое.
— В путь! — торжественно крикнул человек в смешной шапке. Лодью будто что-то толкнуло, после ещё раз и ещё.
Приподняв голову, Добря видел, как удаляется берег, как отодвигаются, мельчают домики и крепостная стена Русы.
За свистящими порывами ветра мальчику послышался крик, грудной, надсадный:
— Добродей!
После ещё раз и ещё. А после — обеспокоенный голос одного из корабельщиков:
— Слышь, на берегу кого-то зовут, ищут. Может, нашего?
Человек в смешной шапке не ответил, сам вглядывался в берег. И хотя Добря видел только спину купца, понял — нервничает. Будто подслушав мысли пленника, человек повернулся, беззаботно махнул рукой:
— Даже если и так, кто его теперь найдет!
— А если старуху допросят? — буркнул кто-то.
— Ха! Так она и созналась! А свидетелей не было.
И снова голос с берега, но теперь он прозвучал очень громко:
— Добродей!
Душа мальчика дрогнула, дыханье оборвалось… Этот голос узнает из сотен других.
— Добродей!!!
В сильном, удивительно красивом голосе Вяча слышалось отчаянье ильменских чаек.
— Сынок!!!
Пленник дернулся, попытался вскочить на ноги. Ответить отцу все равно не сможет, но хотя бы взглянуть напоследок. Новый удар отшвырнул к мачте, неудачно развернувшись в полете, Добря впечатался плечом и взвыл.
— Сиди тихо, — прошипело над головой.
— Эй! Там лодка! — крикнул кормчий.
— Отойдет! — прорычал купец. — Ох уж эти рыбаки…
— Нет, ты не понял! Она идет наперерез!
И купец, и гребцы грохнули. Даже Добродей понял — лодья против лодки, что волк против новорожденного щенка, сомнет и не заметит. Но кормчий почему-то беспокоился…
— Да ты чего? — сквозь смех простонал купец.
