Я обернулась. Рядом со мной притормозил до боли знакомый
джип, из которого высунулся Юрец.
— Ты что, следишь за мной? — сердито спросила я.
— Больно надо, — обиделся Юрец. — По-моему,
это ты за мной следишь, а я просто мимо ехал, смотрю, ты идешь.
— Так уж и мимо!
— Да пошла ты, дура бестолковая!
Джип взревел и на бешеной скорости помчался по шумному
проспекту. Я посмотрела ему вслед и покрутила пальцем у виска.
До Милиного дома я добралась на такси. Я долго звонила в
дверь, но, естественно, никто не открыл. Я постучала в дверь соседки, которая
утверждала, что видела Мил у живой и невредимой. Ее дома не оказалось.
Потоптавшись немного на лестничной площадке, я поехала домой. Я не знала, куда
себя деть, — кругами ходила по пустой комнате, подходила к окну и, наконец,
уселась прямо на пол, подтянув колени к подбородку.
Я думала об Антоне, о человеке, которого я сбросила в
пропасть, и о своем муже. Мне вспомнилось время, когда я была беременна. Андрей
обхаживал меня, словно свою самую любимую курицу-наседку. Это было прекрасное
время. Мы жили тихо, спокойно, никогда не ссорились. Мы были больны болезнью,
которая носит название любовь. Мне нравилась наша квартира, я считала, что она
похожа на самый настоящий рай. Я всегда верила, что в рай попадают только
по-настоящему любящие люди. Андрей гладил по ночам мой живот и слушал, как там
ворочается Сашка. А когда сын родился, у Челнокова был такой важный вид, словно
рожал он сам. Неужели Челноков мог участвовать в этой истории с похищением и
так рисковать сыном?
Зазвонил телефон. Это был Андрей. Он словно услышал мои
мысли.
— Я хочу сказать тебе, что ты не должна думать обо мне
плохо, — быстро заговорил он. — Я не имею никакого отношения к тому,
что произошло. Мне такое и в голову не могло прийти. Меня подставили.
— Кто?
— Мой армейский товарищ. Мы не виделись несколько лет и
встретились совсем недавно. Я рассказал, что моя жена…
— Бывшая жена, — поправила я Челнокова.
— Хорошо. Моя бывшая жена несколько лет занималась
туристическим бизнесом. Наверно, он решил, что у нас много денег, поэтому и
похитил нашего сына.
— Ты всегда рассказываешь не то, что нужно. Почему ты
не рассказал своему товарищу о том, что твоя жена заболела раком, и ты
безжалостно ее бросил в самый ужасный момент?!
— Зачем ты так? Вика, я вот чего боюсь. Если ты пойдешь
в милицию, ты подпишешь себе смертный приговор. Никто не будет ни в чем
разбираться. Это очень серьезно. Тебе дадут вполне приличный срок, и Сашка
останется без матери. Ты не знаешь, что такое тюрьма. Ты не выживешь там и дня…
— Большое спасибо за заботу.
Я положила телефонную трубку и посмотрела на нее глазами,
полным ненависти. Я так и не знала — верить Челнокову или нет. Я не знала, что
мне делать.
Оставаться в пустой квартире и ждать у моря погоды не было
сил. Мне хотелось пойти туда, где много народа, где играет шумная музыка. Я
решила пойти в какой-нибудь ночной клуб, а когда совсем стемнеет, на любой
попутке добраться до дачи Костиного отца… Ведь я так и не исполнила
предсмертную просьбу Кости. И мне просто необходимо еще раз осмотреть место,
где пропала Мила. Я натянула одно из своих вечерних платьев, которое не унес
Челноков, и, намазав толстый слой тонального крема, надела большие черные очки.
Похлопав себя по онемевшим щекам, я глубоко вздохнула и
вышла из квартиры.
Подсознательно я чувствовала опасность и решила поехать на
метро. Я должна была знать, что я не одна, что рядом со мной люди, пусть чужие,
обремененные своими проблемами и заботами, но они есть, они рядом. На меня
снова навалился ужас произошедшего у пропасти. Я убила человека. Я хорошо
помнила старую истину — пришедший с мечом от меча и погибнет. Попросту говоря,
тот, кто берет в руки оружие, легко может получить пулю в лоб только за то, что
вышел на тропу войны.
Я доехала до «Арбатской», пошла в казино и поднялась в ночной
клуб. Еще было слишком рано. Играла тихая, медленная музыка, а за столиками
сидело совсем мало людей. Веселье начнется позже. Чувство опасности усилилось.
Я была уверена, что за мной кто-то пристально следит. Чувство было похоже на
то, которое я испытывала у реки, когда несла эти чертовы деньги, чтобы сунуть
их под ведро… Я съежилась и осторожно осмотрела зал. Ничего необычного и
подозрительного… И все же я чувствовала леденящий холод чьих-то глаз…
Сделав небольшой глоток незамысловатого коктейля, я поняла,
как устала. Слишком много мне пришлось пережить за последнее время.
Ко мне за столик подсел совсем молоденький парень. Сразу
было видно, что он под кайфом. То ли укололся, то ли накурился… Он посмотрел
затуманенным взглядом и взял меня за руку:
— Почему ты в темных очках?
— Чтоб ты спрашивал.
Я быстро выдернула руку. Парень уставился на мое декольте и,
покачиваясь на стуле, произнес:
— У тебя классные сиськи. Да и кожа тоже ничего. Сними
очки, хочется заглянуть в твои глаза.
— Проваливай! — возмутилась я.
Он не обратил внимания на мои слова и сделал вид, что просто
меня не слышит.
— Когда мы займемся любовью? — спросил он как ни в
чем не бывало. — Я так возбужден, что мне даже больно.
— Пошел вон, придурок накуренный, — прошипела
я. — Найди себе такую же соплячку, как ты.
— Мне нравятся женщины намного старше меня, —
продолжал разглагольствовать он. — За последний месяц я переспал с целой
дюжиной девиц. Снимал на Тверской, на других улицах, в барах…
— Тогда тебе самое время пойти провериться.
— Милая, подари мне порцию хорошего секса, —бормотал
парень, с трудом удерживаясь на стуле.
Я поняла, что отвязаться от него не удастся, и встала из-за
стола.
— Ты обиделась? — удивился распоясавшийся
наркоман. — Я не хотел тебя обидеть! Может, вмажемся? У меня есть чем. С
удовольствием с тобой поделюсь.
Оставив обкуренного дегенерата, я направилась в туалетную
комнату и, проходя по залу, почувствовала чей-то ледяной взгляд. Не успела я
закрыть за собой дверь, как она распахнулась, и на пороге женского туалета
появился наркоман. Опешив от такого неслыханного хамства, я сжала кулаки и,
задыхаясь от нахлынувшей ярости, произнесла:
— Послушай, ты, ублюдок хренов! Кто тебе разрешил
заходить в женский туалет?! Ты что себе позволяешь?! Я сейчас позову охрану!!!
