— Как это не хотим? Мы только о тебе и думаем, —
опешила я.
— А почему вы не подумали о том, как я буду жить без
нее?
Вадим опустил голову на подушку и тяжело задышал. По всей
вероятности, у него начался жар. Я посмотрела на перепуганную Милку и встала.
— Может, вызвать врача или медсестру?
— Не надо никого вызывать, — голос Вадима стал
жестким, раздражительным. — Не нужно никого звать. Я не хочу и не могу
жить без нее. Я ее люблю… Я пришел на пляж и увидел ее лежащей на траве. Она
была такая красивая, словно с картинки… Совершенные формы тела… Грудь, ноги,
изящные изгибы… Я оставил машину у ее дома и дошел до пляжа пешком. Я знал
место, где она загорает. Она всегда загорает на одном и том же месте. На ее
лице лежала панама. Я подумал, что она спит, и захотел ее напугать. Несколько
секунд я не мог отвести от нее глаза. Она притягивает как магнит. Слишком
красива и слишком откровенна. Я сел рядом и, наклонившись, решил поцеловать ее
в губы. Губы были холодными, словно лед. Слишком холодными и слишком синими.
Тогда я поднял панаму и увидел, что у нее закрыты глаза. Она так и не смогла их
открыть. Я взял ее за руку, она была какая-то неестественно желтая, пульс
отсутствовал. Я положил голову на ее грудь… Сердце тоже молчало. Оно
остановилось, не издавало ни звука… Я не плакал черт знает сколько лет, но в
этот момент я заплакал, как маленький мальчишка. Просто заплакал. То ли от
собственного бессилия что-либо изменить, то ли от того, что понял, что умерла
не просто красивая женщина, а умерла моя любовь… Мы с Милкой переглянулись.
— Господи, что он несет? — жалобно спросила
несчастная Милка.
— У него жар, — попыталась успокоить ее я.
— Но ведь он в сознании?!
— Он бредит. Он просто бредит.
— Я в сознании, — перебил нас Вадим. — Я в
сознании. Я просто хочу покаяться. Я взял ее на руки и пронес несколько метров.
Я шел и плакал. А потом я испугался. Я положил ее на землю и убежал… Я
перепугался, что в ее смерти посчитают виновным именно меня. Я трус. Я добежал
до ее дома, сел в машину и уехал на бешеной скорости. Наверно, Бог решил меня
наказать, поэтому в этот вечер в меня кто-то выстрелил.
Милка посмотрела на меня своими большущими глазищами и
нервно сжала кулаки. Я подошла к Вадиму поближе.
— Вадим, а ты уверен, что она была мертва? Может быть,
она приняла сильнодействующее снотворное и крепко уснула?
— Она была мертва, — сказал Вадим. — Я же не
конченый лох и могу понять, умер человек или нет. У нее не было пульса, а ее
сердце не стучало. Я не знаю, отчего она умерла. У нее не было особых проблем
со здоровьем. И все же это было не убийство. Она умерла сама. На ее теле не
было следов ни от пули, ни от ножа. Что-то случилось с сердцем. Возможно, оно
просто остановилось. Оно не выдержало. Наверно, в этом есть и моя вина. Я
слишком долго колебался. Мучил себя, ее, жену… Нужно было что-то решать. Она
сильно переживала. Наверно, она очень сильно меня любила. Она всегда пахла
спелой пшеницей. Я любил этот запах. Она была особенной, наверно, именно
поэтому даже пахла по-особенному. Странно, но даже мертвой она пахла как
раньше. Казалось, что даже смерть не смогла помешать ее красоте… Даже смерть…
Вадим замолчал, и на его глазах показались слезы. Милка
закинула ногу на ногу и повернулась ко мне.
— Ты слышала? Ты слышала, что он несет? И как я,
по-твоему, должна к этому относиться?!
— Он в бреду. Ты же сама понимаешь, что он говорит
глупости.
— Тебе легко говорить. Представь, что бы ты делала,
если бы тебе такое сказал Юрец. Ты бы умерла сразу. У тебя бы сердце не
выдержало. А я ничего, живу… Мой муж заявляет о том, что он любит запах другой
женщины. Нет, с меня довольно.
— Прости, — Вадим взял Милку за руку и нежно ее
поцеловал. Милка повела плечами и тихонько всхлипнула. — Прости, я не имею
права тебя обижать. Знаешь, ее наверно, сразу нашли. На ней есть мои отпечатки
пальцев…
Милка вытерла слезы, сунула платок карман.
— Ты уверен, что она умерла?
— Конечно, на все сто. Я никогда не смогу себе простить
то, что так подло сбежал. Я был обязан сообщить о случившемся ее бабушке,
проводить ее в последний путь. Говорят, что покойники все видят и даже могут
нас осуждать. Наверно, Ольга наблюдает за мной сверху и осуждает за мою трусость
и подлость. Она не понимает, как смогла полюбить такого ничтожного человека.
— Выйдем на пару минут, — шепнула я Миле.
Очутившись за дверью больничной палаты, я слегка тряханула Милку за плечи,
чтобы привести ее в чувство.
— Давай, подруга, держись. Не раскисай.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— А что тут непонятного? Вместо термоядерных капсул ты
купила сильнодействующее снотворное. Когда Вадим нашел Ольгу, она крепко спала.
Проспалась и пошла домой.
— Но он говорит, что у нее не было пульса…
— Возможно, он был так перепуган, что не нащупал его.
— А как же тогда сердце?
— Мил, ну, что ты, ей-богу, — не выдержала
я, — несколько минут назад ты сидела в машине и наблюдала за Ольгой. Она
прекрасно выглядела.
Помолчав, я в упор посмотрела на свою подругу и тяжело
вздохнула:
— Или ты ошиблась?
— В чем? — Милка побледнела, стала белее
больничной стенки.
— Ты уверена, что та девушка, которую мы сегодня
видели, Ольга?
Мила тряхнула головой.
— Еще бы! Я ее хорошо запомнила. Я же за ней столько
времени следила, да и на пляже с ней загорала. Ее грех не запомнить. И ты же с
ней утром по телефону говорила…
— Говорила…
— Ну вот!
— Тогда не бери в голову. Вадим сейчас не в себе. Несет
всякую чушь. Он был очень испуган и не смог отличить спящую девушку от умершей.
Исполни супружеский долг и посиди у кровати любимого человека. Вечером
созвонимся. Смотри, не натвори никаких глупостей.
— Я бы у этого гада вообще не сидела, — произнесла
Мила обиженным голосом. — При живой жене такие вещи говорит! Словно меня и
вовсе нет. Только о себе думает, а о чувствах близкого человека ни грамма…
— Ты ему нужна. Ему сейчас очень плохо, —
постаралась успокоить я подругу.
— А представь, что будет, когда он узнает, что Ольга
жива? Он даже не вспомнит, что я его выхаживала, и побежит к ней. Он же дурак,
не понимает, что он ей как мертвому припарка.
— Не думай о плохом.
