Обливаясь потом, я добрела до телефона и позвонила маме.
Поговорив совсем недолго, я повесила трубку и, опершись о стену, медленно
съехала на пол. Перед глазами плыло, я поняла, что больше не смогу ступить и
шагу. «Я сильная», — стала твердить я себе и попыталась встать. Когда мне
это удалось, я рухнула на пол и потеряла сознание. Очнулась я в палате, к
правой руке была подключена капельница, рядом сидела Мила.
— Что произошло? — спросила я.
— Ничего, не считая того, что ты упала в обморок.
Ходишь по больнице как будто здоровая. Могла бы сказать, что хочешь спуститься
к телефону, я бы помогла, вдвоем мы бы спокойненько доплелись. И что тебя
понесло?
— Я звонила маме насчет ковриков и шторок…
Мила широко раскрыла глаза и, запинаясь, произнесла:
— Послушай, а ты в своем уме?
— Ты же сама говорила, что здесь все сумасшедшие… Давай
уж будем сумасшедшими до самого конца. Умирать — так с музыкой. В уютных
апартаментах.
На следующий день наша палата перестала напоминать гробницу.
Ярко-розовые шторы, розовый тюль, ковер с большим ворсом и куча незамысловатых
плакатов сделали свое дело. Я надела халат с желтыми подсолнухами и старалась
победно улыбаться. На меня заглядывались и больные, и лечащие врачи. Наверно,
от меня исходила какая-то невиданная здесь свежесть, я воплощала пусть мнимое,
но все же благополучие.
Наступил тихий час. Больные разошлись по палатам. Неожиданно
тишину нарушил отчаянный крик. Мы с Милой переглянулись и выбежали из палаты.
Посреди коридора сидел Константин и громко кричал. Его лицо было
бледно-зеленого цвета, глаза налились кровью.
— Люди, я умираю!!! Вы слышите, я умираю!!! Сделайте
что-нибудь!!! Я хочу жить! Господи, хочу жить! Цените жизнь, люди! Слышите,
цените! Она одна. падла, как жалко, что она одна!!! Берегите каждое мгновенье,
потому что однажды оно может станет последним!
Он вцепился в халат подбежавшей к нему сестры и снова
закричал задыхаясь:
— Родная, помоги! Хотя бы еще один день… хотя бы
мгновенье, только не сейчас… Сделай укол или дай таблетку… У меня есть деньги.
У меня их много. У меня и у моего отца. Я отдам все, только помоги…. Умоляю,
слышишь, я хорошо заплачу… Я не хочу умирать, я молод… Я еще ничего не видел…
Почему именно я?! Я хочу жить!!!
Выкрикнув последние слова, Костя закрыл глаза и упал на пол.
Через несколько секунд появились санитары с каталкой. Они накрыли тело
простыней и увезли. Я с ужасом посмотрела на пару каталок, стоящих в холле. Кто
же будет следующим? Странно… Мы еще живы, ходим по больнице, смотрим телевизор,
обедаем, а посреди отделения стоит дежурная каталка для очередного покойника.
Видно, кто-то заботится о том, чтобы мы знали свое место, чтобы не забывали,
кто мы такие, и не надеялись на лучшее.
Собравшиеся на Костин крик больные разбрелись по палатам.
Тихий час еще не закончился. Я бросилась к каталке, схватила ее за поручни и
повезла прочь из своего отделения. Увидев это, санитар велел немедленно
прекратить самодеятельность.
— Не прекращу! — закричала я что было сил. —
Мы живые! Мы еще живые и не надо напоминать нам о смерти!
Я успокоилась только в палате. Достав пару листков, которые
мне дал Костя, я внимательно прочитала их. Нет, не зря меня назвали Викторией.
Я обязательно выкарабкаюсь. Я выполню его просьбу.
— Жалко его, совсем молоденький, — растерянно
сказала Мила. — Ему бы жить да жить… Господи, да что ни говори, а жить
хочется в любом возрасте. И молодым, и пожилым.
Глава 4
Дни тянулись томительно долго. Я уже потеряла счет времени.
Порою мне казалось, что я стала чувствовать себя лучше, да и результаты
анализов все больше укрепляли надежду на выздоровление. В один совершенно
непримечательный день в палату вошел мой муж и посмотрел на меня так, словно я
уже давно умерла. Мила сразу все поняла и ушла в коридор. Он просто пришел. Ни
цветочка, ни яблока, ничего. И никакого сочувствия в глазах…
— Ну как, не надоело здесь лежать? — с непонятной
усмешкой спросил он, присаживаясь на краешек кровати.
Я опустила глаза.
— Врачи говорят, что я иду на поправку. Странно, тут
все мрут как мухи, а я поправляюсь…
— Оно и понятно. Такие, как ты, не умирают. Могла бы
поехать со мной, когда я звал.
— Андрей, если бы я поехала, то уже давно бы загнулась.
Я отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы.
— Ты сейчас где живешь? — еле слышно спросила я.
— Когда как. Иногда у нас дома, иногда в той квартире,
которую снял, — равнодушно проговорил он.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Ты же знаешь, я никогда не был обделен женским
вниманием.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты отъявленная сволочь?
— Никто, кроме тебя, — в голосе Андрея слышалась
издевка. — Мы отдалились друг от друга в последнее время… — Он тяжело
вздохнул. — Это все твоя мнимая болезнь. Если бы ты хоть немного меня
любила, то в первую очередь думала бы о наших отношениях…
— У меня рак. Неужели ты не можешь понять?
— Уж на раковую больную ты похожа меньше всего, —
усмехнулся Андрей. — Слишком хорошо выглядишь для умирающей, прямо
расцвела.
Я поняла, что больше не в состоянии продолжать этот
бессмысленный и в то же время до глубины души обидный разговор.
— Пошел вон… — собрав в кулак всю волю, сквозь зубы
процедила я.
— Что ты сказала?! — злобно переспросил Андрей и
заметно побагровел.
— Что слышал! Убирайся к чертовой матери и не смей
больше сюда приходить!
— А я вообще не собирался сюда приходить… Просто
проходил мимо и вдруг вспомнил, что ты загораешь на этом курорте.
