— Ольга погибла на реке. Она лежит тут уже около двух
недель.
— Двух недель?
— Ты не ослышалась.
Я вытерла холодный пот со лба.
— Такого не может быть. Это не так. Ольга жива, я ее
видела.
— Вы, сволочи, ее убили. Вы отняли у меня самое
дорогое. Я не удостою тебя такой чести — лежать рядом с моей Оленькой. Я
закопаю тебя, как собаку. Я замурую тебя в стену.
Неожиданно в руках мужчины что-то сверкнуло. Я напрягла
зрение и поняла, что это пистолет.
— Подойди к той стене! — громко скомандовал он. Я
всхлипнула и подошла к стене. В этот момент открылась дверь и в зал вошел
браток.
— Сережа, ну че, пора?
— Пора. Закладывай ее.
Мне кажется, что в этот момент я просто потеряла рассудок. Я
громко плакала и просила о помощи. С каждой минутой кирпичная стена становилась
все больше и больше. Я понимала, что близок конец, перед глазами проносились
различные картинки из жизни. Милкина свадьба… вот она в красивом белом платье.
Вадим выносит ее из загса с особой гордостью, словно бесценный груз и боится ее
уронить… Мы с Юрьевичем громко смеемся и поливаем их шампанским… Вадим ставит
Милку на землю и громко, прямо во все горло и на весь свет, кричит о том, как
сильно он ее любит… Милка смеется, но в ее глазах блестят слезы. Наверно, это
от того, что она еще никогда в жизни не была так счастлива. А затем она берет
меня за руку и говорит о том, что самое главное в мужчине — это надежность.
Вадим надежный. По крайней мере, Милка считала именно так. Она сказала, что это
так здорово — соединять свою жизнь с мужчиной, в котором уверена на все сто… С
мужчиной, который никогда не уйдет к другой женщине и будет рядом и в старости,
и в болезни… Мы с Юрьевичем соглашаемся и целуемся точно так же, как и
молодожены…
Неожиданно перед глазами предстали нежные руки горячо
любимого Юрьевича. Это же надо иметь такие руки! Они такие сильные и такие
нежные… А еще они любимые… Каждый пальчик, каждый ноготок…
А Санька, Господи, как же он будет без матери? Как? Мама,
папа, Зося?
Когда осталось совсем небольшое окошко, я посмотрела на
уставшего братка отрешенным взглядом и тихо произнесла:
— За что?
— Не знаю, подруга. У тебя свои дела, а у меня свои.
Мне сказано тебя замуровать, я и замуровываю.
Я поняла, что мне необходимо воспринять смерть такой, какая
она есть.
— Послушай, а как скоро я умру?
— Не знаю, — пожал плечами браток. — Вот
сейчас перекурю и положу последние кирпичики. Так что мы можем еще немного друг
на друга полюбоваться.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Ну я, ей-богу, не знаю, сколько ты протянешь. Хлеб и
воду тебе давать не велено. Сколько человек может протянуть без воды и без
пищи? Ты анатомию в школе учила?
— Учила. Только мы такое не проходили.
— Видимо, плохо учила. Мне простительно, я в школе
двоечником был.
— У тебя такая кладка хорошая, — произнесла я
каким-то отрешенным голосом. — Так быстро кирпич кладешь… Прямо кирпичик к
кирпичику. Ты, наверно, раньше на стройке работал.
— Вот где не работал, так это на стройке.
— Не похоже. У тебя руки золотые. Им бы нужное
применение…
— Да пошла ты со своей стройкой! Сколько я там
заработаю?! Копейки.
— А здесь ты, значит, больше зарабатываешь?
— Конечно, больше.
В этот момент мой взгляд упал на мужчину, который
по-прежнему стоял в тени. Я понимала, что мне уже никуда не деться от смерти и
совершенно нечего терять. Нервно ухмыльнувшись, я высунула голову в окошко и
крикнула:
— Эй ты, придурок! Ты хоть понимаешь, что ты
сумасшедший или нет?!
Мужчина не ответил и по-прежнему не сводил с меня глаз. Мои
нервы уже просто сдали, и я чувствовала, что меня не остановить.
— Ольга не умерла на реке! — кричала я что было
сил. — Она была жива! Совсем недавно я пила с ней домашнее вино на ее
кухне!!! Она не может тут лежать две недели! Не может!!!!! Ты сам ее убил! А
еще ты заказал Вадима, сжег Милку! Тебе в дурик надо! Тебя нужно самого
забальзамировать!!! Забальзамировать и положить в стеклянный гроб! Устроил тут
мавзолей гребанный! Ты же болен. У тебя острая шизофрения! Твое место в
отделении для буйных больных!!!
Мужчина изменился в лице и посмотрел на братка.
— Давай, закладывай быстрее. Не тяни резину.
— Конечно, закладывай! — закричала я
громко. — Кладчик, прокладчик… Гробовщик ты, вот ты кто! Вы меня заложите,
а я все равно буду орать про то, какие вы мрази! Буду орать, пока не сдохну!
Я не помню, что было дальше… Я вообще ничего не помню…
Какие-то выстрелы… Крики… А затем в крохотном оконце появилось перепуганное
лицо моего Юрьевича… Мне показалось, что я уже умерла, а быть может просто
сошла с ума, я плохо понимала, что же происходит на самом деле.
— Юрка, Юр… — Я протянула в окошко свою руку и громко
заплакала. Юрьевич жадно ее поцеловал и постарался меня успокоить.
А затем я втянула руку обратно и потеряла сознание.
Вспоминаю теперь какие-то страшные стуки. Малыш, Кабан… Накаченный, сильный и
безумно красивый мужчина по кличке Малыш ломал стену и выбивал кирпичи.
Потом кто-то взял меня на руки и по винтовой лестнице понес
к свету. Я открыла глаза.
— Юрка, Юрочка, родной, — словно в бреду, прошептала
я и вновь закрыла глаза.
Глава 30
О том, что же произошло в этом страшном склепе, я узнала
позже от собственного мужа, который попросил Малыша меня немного подстраховать
и последить за тем, куда я направилась. Малыш сидел в машине и ждал, пока я
была у Ольги. Затем поехал за «жигуленком» и увидел, что меня привезли в
навороченный коттедж к новому русскому типу. Потом приехал мой Юрьевич и Кабан.
Они с трудом нашли меня, потому что в доме было множество подземных ходов,
различных лабиринтов. Братка застрелили прямо на месте в тот момент, когда он
замешивал новый раствор цемента. Хозяина дома пришлось немного поискать, потому
что он скрылся в одной, из многочисленных комнат. Когда его нашли, его не
пришлось убивать. Он застрелился сам.
Ровно через неделю я отошла от пережитых потрясений и стала
такой же, как раньше. Сейчас мы сидим с Юрьевичем в ресторане и поглощаем
вкусный обед. Я рассказываю о том, что услышала от хозяина дома и из-за чего
погибла моя подруга. Юрьевич хмурит брови и не перестает курить.
