— Ой ли? — усмехнулся Тоот.
— Там собачий холод. Выпадают зубы, волосы и ногти, потому что сам вдыхаемый воздух разрушает тело изнутри. И там живут такие твари…
— А как же выжил тот, кто все это рассказывает? Или это выдумки? — Олвин повернулся к Вистигейту.
— Запретные земли недаром так зовутся, глупец! — воскликнул мастер боя.
— А то, что под корсетом девицы, зовется запретным плодом. — Вестник покачал головой. — Однако от этого плода еще никто не помирал.
— Ты издеваешься надо мной? — нахмурился Эдвин.
— Прекратите, будет вам, — досадливо поморщился Вульдегорн. — Не стыдно браниться перед великим магистром?
— Простите, ваше святейшество, — произнес Олвин. — Это еще не все.
— Что же еще? — Старик выжидающе посмотрел на вестника.
— Не далее как вчера встретились мне двое. Они поведали, что видели в лесах Волчьего мыса небольшой отряд огнеглазых. Это молчаливые мангусы. Искусные убийцы, служащие колдунам.
Великий магистр и Вистигейт вдруг тревожно переглянулись, и это не ускользнуло от взора Олвина.
— Кто тебе рассказал об этом? — спросил магистр боя.
Вестник задумался. Отчего этот вопрос возник первым? Почему не спрашивает он, уверен ли Олвин в том, что это молчаливые мангусы? Что вообще все это значит?
— Поллукс и Кастор, — назвал Тоот первые пришедшие в голову имена, хотя точно помнил, что тех двоих звали Штефан и Гнобс.
— И где ты их видел?
«Проклятье, надо было сказать, что не вчера, а раньше это было. Ну да ладно», — подумал Олвин и ответил:
— У Вистиганского водопада. Пара мужиков в годах, на телеге, двигались в Лютецию.
Опять пришлось заметать следы тех двоих, потому как интерес магистр боя проявляет странный.
— Скажи-ка, мой мальчик, — начал великий магистр таким тоном, будто наконец подошел к самому главному. — Рассказывал ли ты кому-либо о демоне короля Хлодвига и о молчаливых мангусах?
— Нет, ваше святейшество. — Олвин мотнул головой.
— Ты уверен в этом?
— Я знаю долг вестника. Любая тайна остается между вестниками. Я искал ближайшую цитадель, но не нашел и решил, что моя тайна должна быть поведана исключительно великому магистру ордена, ибо слишком многое может стоять на кону. О простых людях королевства я не говорю. Конечно, мне могло прийти в голову добраться до самого короля. Но откуда мне знать, что на троне истинный король? Нет веры никому, ваше святейшество. И оттого я здесь. Я умею хранить тайны.
— И ни одна живая душа? — Вульдегорн прищурился.
— Ни одна, ваше святейшество. Даже птица перелетная и мой конь не слышали из моих уст сей тайны.
— Что ж, — великий магистр улыбнулся, — я могу гордиться, что есть еще в зеленом ордене такие люди, как ты, Олвин. Эдвин, будь так добр, открой вон ту бутылку трехсотлетнего торнайского вина. Я почту за честь разделить его с таким вестником, как Олвин, — верным присяге, своему слову. Честь и долг! Отвага и ум!
Вистигейт приподнялся, взял стоявшую поодаль бутыль, оплетенную прутьями, и, откупорив, налил вина в чаши великого магистра и Олвина Тоота.
— Давай же, мой верный вестник, поднимем кубки за то, чтобы в ордене не переводились такие люди, как ты. Да будет так.
Они подняли чаши. Олвин, еще не утоливший голод и жажду после проделанного пути, с жадностью стал пить и, лишь глотая последние капли, заметил, что великий магистр только поднес кубок к лицу, но не пьет, а внимательно смотрит на сидящего напротив гостя.
Тоот медленно поставил опустевшую чашу на стол и с тревогой поглядел на великого магистра. А тот улыбался все шире и шире, безобразно растягивая морщинистое лицо.
— Понравилось ли тебе вино, юноша? — прохрипел он, тихо смеясь.
И вдруг все нутро охватил жар, следом появились колики, задрожали руки. Олвин вскочил, сделал несколько шагов от стола, пошатываясь, и схватился руками за горло.
Эдвин Вистигейт тоже поднялся, ухмыляясь, и шагнул в сторону Олвина, обнажив меч.
— Нет, Эдвин. — Великий магистр поднял руки. — Не надо крови. Терпеть ее не могу еще с Мамонтова острова. Он и так сейчас умрет.
Магистр боя кивнул и убрал оружие.
— Это яд, — прохрипел Олвин.
По губам его заструилась кровь, и он рухнул на пол, весь дрожа.
Роскошное убранство зала плыло перед глазами, словно у пьяного. Но никакое вино не разрывает нутро таким жаром, не сводит жилы судорогами, не грозит мучительной смертью. В висках бешено бился пульс, а из тумана вдруг возникла улыбающаяся физиономия мерзкого старика, который неторопливо приближался к умирающему.
— Одно… скажи… за что… выродок… — стонал Олвин, корчась на полу.
— Никто не должен знать того, что ты здесь рассказал — о демоне и мангусах. И очень хорошо, что ты пришел именно ко мне. Наш секрет останется только нашим.
— Это же измена…
— Да называй как хочешь, глупый вестник. Жаль только, ты не увидишь, как Странствующее королевство станет Гринвельдом, а Гринвельд — Странствующим королевством.
— Мра-азь… — стонал в агонии Олвин Тоот.
— Эдвин, друг мой. — Вульдегорн повернул голову к магистру боя. — Возьми эту бутыль и влей ему еще отравы. Уж больно долго он умирает. Мне его оскорбления порядком надоели.
Вистигейт кивнул, отвернулся и шагнул к столу. Великий магистр снова взглянул на умирающего. Однако тот уже не трясся и не хрипел. Казалось, умер. Великий магистр наклонился. Но… Глаза мертвеца теперь пристально и злобно смотрели на его святейшество, а окровавленные губы улыбались.
— На меня не действуют яды, — сказал вдруг Олвин, и его правая рука взметнулась к шее магистра.
Боль пронзила горло Вульдегорна, и кровь, которую он так не любил проливать, хлынула на его одежды и на безупречно чистый пол. Старик попытался закричать, но вместо крика из рассеченного горла вырывалась лишь струя крови. И чем больше он силился подать голос, тем быстрее покидала его жизнь.
Эдвин Вистигейт повернулся, и в этот миг Олвин Тоот вскочил на ноги. Магистр боя схватился за меч, но убийца взмахнул рукой, и окровавленное метательное лезвие, что разрезало Вульдегорну глотку, вонзилось его соратнику в левый глаз.
— Стра-а-а-жа-а! — завопил Вистигейт, схватившись за лицо, и тут же получил ногой в живот.
Олвин уже ухватил рукоять меча магистра боя, и Эдвин, падая, лишь высвободил свое оружие из ножен.
Огромные двери тронного зала распахнулись, четыре латника рванулись к убийце.
Второе и последнее лезвие вонзилось в горло одному, тот свалился. Еще пока латники бежали, у дверей возник сенешаль, изо всех сил тряся колокольчик. Тот издавал пронзительный звон. Олвин схватил бутыль с отравленным вином, ударом о край стола отбил горлышко и, когда трое латников подбежали, выплеснул содержимое в ближайшего. Латник истошно завопил, прикрыл лицо руками. Не заметив, как мало их осталось, один из двоих кинулся на боевого вестника, который тут же парировал выпад меча и, не дав латнику опомниться, вспорол тому живот. А продолжая движение, отбил удар второго противника. Тот оказался ловчей или счастливей своих павших товарищей, ибо был еще жив. Еще выпад, Олвин парировал и его, сделав шаг назад. Еще выпад. Звон мечей и мерзкий звук колокольчика наполнили тронный зал. Латник тоже неплохо смог парировать несколько выпадов Олвина. Что ж, хоть этого чему-то выучили. Тоот сделал ложный выпад, затем резко перевел массу тела на правую ногу, и меч оказался в левой руке, которая попыталась достать врага клинком. Однако латник и тут не сплоховал, хотя серьезный порез в боку все же получил. Еще один ложный выпад и шаг назад.
