Они расположились на мягких скамьях, обитых бархатом. В центре телеги был даже столик с отверстиями, из которых торчали узкие кувшины и питейные рога: нехитрое приспособление позволяло посуде не падать при движении по неровной дороге. От палящего солнца ездоков защищал навес, а по бокам шли по четыре раба с большими опахалами из пестрых перьев диковинных птиц. Десять телег было занято императорской свитой и прочими вельможами, только сам Тассир Шерегеш не показывался.
— Мне моя наложница тоже спать не давала, — хмыкнул Харольд Нордвуд, взглянув на садящегося в телегу принца.
— А мы с моей Ники стихи друг другу читали, — робко произнес Кристан Брекенридж. — Она чиста, как небесная звездочка. Скажи, Фатис, а когда нам придется покинуть ваши края, ее можно будет выкупить?
— Влюбился, болван, — презрительно фыркнул Уильям Мортигорн.
— Боюсь, мой юный господин, что нет. Такие рабыни стоят невероятно дорого. Уж очень много вложено в их обучение.
— Я накоплю денег!
— Господин, уверяю вас, к тому времени вы устанете от нее. К тому же не стоит забывать, что она лишь выполняет свою работу. Оставьте чувства сочинителям любовных песен.
— Ники мне никогда не надоест. — Брекенридж с грустью уставился в натянутый над головой матерчатый свод и мечтательно вздохнул. — И не надо думать, что я из-за похоти… Я не нарушал ее чистоты и не пользовался ею.
— Мне очень неприятно это говорить, юный господин, — вздохнул евнух. — Но она не девственница.
Леон нахмурился. Еще не хватало, чтоб сквайр расплакался, а, судя по его глазам, до этого оставалось недалеко.
— А где император? — спросил принц, стараясь сменить тему разговора.
— Скоро будет. Не волнуйтесь, — с облегчением ответил Кергелен.
Через некоторое время огромные двери резиденции распахнулись и оттуда показались две колонны безмолвных воинов. Между ними с полсотни могучих рабов несли внушительных размеров крытый паланкин, отделанный золотом и серебром.
— В нем его божественное величество со своими женами, — пояснил Фатис.
Следом показался еще один паланкин, того же размера, но отделанный скромнее.
— Там дети императора, — продолжал пояснения раб.
Третий паланкин был так же велик, но украшен скромнее всех.
— А в этом наложницы.
Наложницы… Леона пробрала дрожь — он вспомнил ту самую… Мильнэри… Но это не имя. Даже прелести Шатисы не заставили его забыть о тех черных глазах. Однако он вовсе не желал с обладательницей этих очей делать то же, что с Шатисой, особенно после того, как узнал, что она еще невинна. Он просто хотел утонуть в ее взгляде. И покориться ей. А ведь она там, в третьем паланкине. Вот мимо проносят императора, скрытого за плотными занавесями, вот паланкин его детей. И вот, совсем рядом, она… Там, за этой материей.
Затаив дыхание, Леон смотрел на проплывающий в руках рабов паланкин. Занавеси чуть качнулись, показались тонкие пальчики, отодвинувшие край… В тени за драпировкой Леон встретил взгляд тех самых глаз! И тут же край занавеси вернулся на место.
Леон нервно заерзал на скамье, в горле пересохло.
— Фатис, налей мне вина!
— Как угодно господину. — Евнух выполнил его повеление и, протягивая рог с вином, внимательно посмотрел на принца. — Может, пока стоим, я все же приведу Шатису?
— Нет-нет, пусть отдыхает, — мотнул головой принц и с жадностью осушил рог.
Процессия двинулась: возглавляли шествие носилки императора, по обе стороны шагали стражники. Замыкал процессию небольшой отряд стражи, а лишь подле паланкинов шагали безмолвные. Леон посмотрел вперед, на этих воинов с их странным оружием из двух изогнутых клинков, направленных в разные стороны.
— Скажи, Фатис, а можно ли потренироваться с оружием безмолвных? Или увидеть, как им пользоваться?
— Я поговорю с советником, мой господин. Не думаю, что вам откажут. Однако позвольте спросить, зачем это вам? Я слышал, что мечи безмолвных не так крепки, как тяжелое оружие рыцарей Гринвельда.
— Тогда в чем их суть?
— Эти мечи зовутся бирганами. Они легки, и ловкий, хорошо обученный воин может вращать такой меч весьма быстро, рубя все, что попадется на пути.
— Но с крепкими доспехами он не справится?
— С рыцарскими нет. Но ведь не все можно спрятать за крепкой сталью.
— Верно. Не все.
— Так почему вам они столь интересны?
— С детства люблю оружие. И когда вижу новое и необычное, хочу научиться владеть им.
— Достойно похвалы. Как я уже сказал, я сообщу о вашем пожелании своему господину, пхекешу.
— Благодарю.
* * *
Загородная резиденция императора Тассирии, находившаяся в пяти милях от города, была под стать ее владельцу. Огромный дом с террасами и садами, бассейн, огражденный стенами, но без крыши. Усадьбу окружала каменная стена, а за ней тянулась еще одна, насколько хватало глаз. Если верить Фатису, она окружала кусок земли длиной миль в тридцать — сухой, пыльной и скудной. Эта территория предназначалась для устройства различных зрелищ: скачек, гонок на колесницах, травли хищных зверей или потешных боев. Именно потешный бой и ожидал сегодня зрителей, собравшихся на крыше резиденции, откуда открывался отличный вид на ристалище. С одного края были расставлены мягкие скамьи, над которым натянули шелковые навесы. Пока все прибывшие рассаживались, прислуга и рабы торопливо готовили праздничный стол позади скамей. Заняв свое место, Леон взглянул вниз: высота футов шестьдесят. До самых стен тянулись роскошные виноградники, слева и справа от длинного здания — рощи финиковых пальм и оливковых деревьев. А еще дальше — две небольшие крепости с зубчатыми стенами, для охраны.
Кастелян загородной резиденции, стоя за воротами, командовал рабами и воинами, а те торопливо устанавливали вдоль стены какие-то странные конструкции, состоящие из трех перекрещенных толстых бревен. Заостренные концы бревен были обиты железом. Фатис объяснил, что это горикеры, предназначенные задерживать пехоту и особенно конницу. Но зачем их устанавливают здесь?
Для императора, его жен, наложниц и детей были устроены особые места: на небольшом возвышении, в окружении безмолвных воинов и рабов с опахалами. Леон попытался найти взглядом ту самую наложницу, но напрасно: сквозь плечи безмолвных был виден лишь сам Тассир Шерегеш. Выглядел он недовольным — возможно, сердился, что так долго тянутся приготовления, хотя кастелян как мог торопил рабов и солдат, возившихся с горикерами.
— А почему на том пиру детей императора не было? Мы их раньше не видели, — спросил Кристан Брекенридж у Кергелена.
— На том пиру присутствовали полуобнаженные танцовщицы, мой юный господин. Детям негоже взирать на них. Некоторые уже подросли, но по церемониалу им не положено видеть подобное. А вот потешный бой — совсем другое дело. Из восемнадцати детей его божественного величества шестеро уже достигли совершеннолетия, покинули дворец, вступили в брак и от имени отца управляют частями империи. Двенадцать молодых и юных наследников обоего пола находятся с ним. Я думаю, вы еще не раз сможете лицезреть детей владыки Тассирии.
