Вокруг было полно людей постарше – все исключительно в белых одеждах с нагрудными карманами на пуговицах. Половине мужчин за полста, они обязательно усатые, с волосами, зачесанными назад. У всех – а как же! – повязки на руках: флаги Союза в миниатюре. Молодежь предпочитала иной стиль: черные комбезы из искусственной кожи, как у Тарсуса или вроде того, в котором еще недавно щеголял Жуков-младший. Флажков на молодняке тоже хватало, как и значков с приветливым ликом Председателя.
Так что наряд Иван смотрелся на общем фоне несколько вызывающе – не из-за покроя, а из-за того, что висел на нем, как на вешалке, и не соответствовал возрасту. Черт, как же он забыл о значке и повязке?! И Тарсусу не мешало бы выглядеть более политкорректно.
– Я просто сильно похудел вдруг, болею очень, – ответил Иван на незаданный вопрос девушки-вожатой, промаршировавшей мимо вместе с отрядом юных сталкеров. Уж больно внимательно та на него уставилась, аж прищурилась со значением, не скрывая, что заподозрила чуть ли не в шпионаже на пять иностранных разведок сразу.
Демонстрируя немощь, Жуков-младший вроде бы естественно упал на Тарсуса, который потащил его к больнице. Сканеры ворот мазнули по зрачкам посетителей, сверили со своей базой данных – клиент и сопровождающий его товарищ, так обозначил их подпольщик, – и потому створки разъехались, пустив парочку на территорию комплекса. Пока ворота за ними закрывались, Иван затылком чувствовал сверлящий взгляд слишком уж бдительной вожатой.
Волоча ноги, он позволил Тарсусу поднести себя к ступенькам, ведущим ко входу меж массивных высоких колонн из белого мрамора. Ступеньки тоже были мраморными, блестящими.
– Куда?.. Правее бери! – прошипел Иван на ухо Тарсусу. – К эскалатору!
Жуков-младший бывал здесь не единожды. Ни печенку, ни селезенку ему не меняли – не было в том пока необходимости, да и отец не очень-то жаловал «запчасти для элиты», а вот с детскими болячками попадал сюда чаще, чем хотелось бы. Отец говорил, что это из-за плохой наследственности, ведь мама не из Москвы, а откуда-то из глубинки, а там у всех все не слава богу.
Эскалатор – по ступенькам тут не ходили, они для красоты – поднял их к колоннам. Из динамиков лилась тихая приятная музыка, женский голос нежно напевал о том, что Председатель и Герои Революции позаботятся о здоровье каждого. Иван представил себе на миг Гургена Бадоева, вправляющего кому-то перелом, – и заскрежетал зубами, плечи его расправились. Тарсусу даже пришлось стукнуть его несильно, намекая, что надо выглядеть больным, а не агрессивным.
У входа всем своим видом просили воздержаться от противоправных деяний две здоровенные фигуры, наряженные в черные подрясники до стальных пяток. Это киборги-охранники. Поликлиника № 1 – режимный объект. Туда кого угодно не пускают – только элите можно пройти без проблем в любое время. И еще тем рядовым союзникам, которые отличились на службе Отечеству и были премированы заменой износившегося органа, омоложением кожи или выведением шлаков из организма. А в рясы охрану экипировали исключительно потому, что все врачи в больнице – священнослужители, то есть те, кто радеет не только о телах, но и о душах прихожан-пациентов.
К тому же года три назад террористы хотели взорвать Поликлинику, и с тех пор…
Может, такие же террористы, как Иван?
Шагов за десять до киборгов он притормозил, истово перекрестился и пробормотал достаточно громко, чтоб его услышали, но не настолько, чтобы казалось нарочитым:
Председатель наш, Иже еси во Кремле!
Да святится имя Твое,
Да приидет Союз Твой,
Да будет воля Твоя,
Яко в Москве и на земли.
Он пихнул Тарсуса локтем в бок – мол, если не знаешь текста, хотя бы рот открывай, что подпольщик и сделал, четко и торжественно произнеся лишь заключительное «Аминь!».
Лиц воинов в подрясниках не было видно за матовыми черными забралами, поэтому о реакции киборгов судить не приходилось. Тот, что справа от входа, молча выставил перед собой сканер, предлагая сверить личности посетителей.
Тарсус и по сетчатке, и по пальчикам определился как Виктор Сергеевич Дорофеев, рядовой союзник, бухгалтер третьей категории без заслуг и льгот. Иван на миг ослеп, когда сканером провели перед лицом.
– Ага, вы, значит, Самуил Ревазович Гриценко, – услышал он. – Родственник того самого Реваза Гриценко?
– Точно, – подтвердил Жуков-младший, понятия не имея, о ком речь.
Москва – город большой, союзников – элиты в том числе – немало, со всеми не познакомишься, да и надо ли?..
– Ага, а теперь руку вашу, – потребовал киборг.
Подрясник на боку натянулся, заметно обозначив контуры автомата, под ним скрытого.
Подняв ладонь, Иван вздрогнул – тончайшие пленочки папиллярных узоров, приклеенные к подушечкам пальцев, сползли, свернулись в трубочки. И это не просто выглядело неподобающе, но и не могло подтвердить личность некоего Самуила Гриценко.
Черт! Все из-за того что он дергал дверцу электрокара слишком сильно и настойчиво! Содрал напрочь пленки и только сейчас заметил!
– Руку вашу, – повторил киборг чуть резче, чем раньше.
Неужто заподозрил что-то?! Надо как-то действовать. Но как?..
Жуков-младший не придумал ничего лучше, чем схватиться одновременно за простреленный бок и, нагнувшись, за ногу. По плану, предложенному Тарсусом, огнестрельные раны до́лжно было продемонстрировать на первичном осмотре медперсоналу, но реальность внесла свои коррективы.
– Умираю… – замогильным голосом прошептал Иван.
Сообразив, очевидно, что произошла накладка, Тарсус мгновенно принял участие в спектакле для двух зрителей минимум. Минимум – если учесть, что действо фиксировалось пятью видеокамерами над входом и на ближайших колоннах.
– Помогите! – взревел он. – Союзник ранен! Родственник Реваза Гриценко! Надо помочь! Ведь самого Гриценко родственник!
Хорошо хоть подпольщик зарядился мультивитаминами, экспроприированными у Сидоровича. Представив, как тот нынче сосал бы через трубочку сок из пачки, разрушая трагизм ситуации, Жуков-младший закатил глаза и часто-часто задышал. Он уже подумывал пустить слюну и задергаться в конвульсиях, когда между охранниками начался раздрай. Один боец принялся усердно чесать шлем на затылке и сомневаться, стоит ли вообще в этой ситуации хоть что-то предпринимать, кроме как сообщить начальству. Второй же контратаковал – мол, ага, некогда ждать, пока командование расчехлится, состыкуется со своим командованием, а то – со своим, а потом появится решение и по цепочке попадет сюда, на пост, за это время пацан сдохнет, а ему, честному киборгу, по этапу хромать желания нет.
– Может, ты, ага, в лагерь хочешь? Или хранить неприступность союзных кордонов?!
– Мечтаю хранить! – Покосившись забралом на камеру у входа, второй киборг рявкнул так громко, как позволяли его динамики, чтобы точно уловили микрофоны, которых тут небось натыкано немало. – Но и мальчишку жалко. Пусть доктора внутри разбираются. Тем более родственник…
