Когда приехали менты (похоже, прикормленные хозяевами заведения, ибо вряд ли развалины патрулируются официально), Жукову оставалось лишь приложить ладонь к сканеру. Спасибо Тарсусу, теперь его отпечатки соответствовали личности некоего Ивана Плеткина, 2019 года рождения, системного администратора, два привода в нетрезвом виде.
Кстати, насчет вида. Лицо от побоев распухло до неузнаваемости. Голопроекторы решили не использовать, так надежней.
Выведя Ивана из клуба, мент поднял забрало и спросил:
– Ты понимаешь, мудак, что по этапу двинешь? Деньги есть? Вопрос еще можно решить, протокол я не составлял пока. Вроде у айтишников зарплата нормалек, да? Наличка есть?
Его коллеги при исполнении демонстративно отвернулись – типа ничего не видим, ничего не слышим.
Дыхнув в лицо мента алкогольным смрадом, Иван пьяно ухмыльнулся. Ему даже не пришлось прикидываться: от сигарет и «шампанского», за которым сбегал Тарсус, мутило, ноги подгибались, перед глазами все двоилось. Заодно подпольщик раздобыл новую одежду – пусть грязную, воняющую давно не стиранными носками, но все же получше, чем те трофеи, в какие Жуков был прикинут.
– Да пошел ты! – Он по-свойски ткнул слугу закона кулаком в плечо и расхохотался.
Мент побагровел:
– Ты у меня, сука, на Хортице сгниешь!
Отходив дубинками, Ивана загрузили в панцер.
Восьмиколесную махину трижды останавливали, и трижды замирало сердце. Иван видел на обзорных экранах сотни патрульных броневиков, вертолеты и даже нагруженных многоствольными пулеметами и лентами киборгов, шагающих по развалинам.
И все же они выбрались из зоны облавы.
Все шло точь-в-точь по плану Серпня.
Глава 8
Юзверь
– А у вас тут когда кормят? – первым делом спросил Жуков.
Его только-только выкинули из панцера – аккурат в лапы вэвэшникам, особям неопределенного пола и возраста. Неопределенного – потому что трудно определиться, если тебя держат существа в просторных комбинезонах, серо-черных, пятнистых, а их лица прикрыты вязаными масками-шапками с прорезями лишь для глаз. Для рта не надо, потому что вэвэшники с рабочими – лишенными гражданства персами и союзниками – в переговоры не вступают. Не положено.
В общем, ни шашлыка, ни борща Ивану не дали, зато выбили два зуба. Он едва сдержался – очень хотелось свернуть мудакам шеи. Но нельзя. Не для того он здесь.
Выплюнув резцы и кровь, Иван задрал голову. Небо отсечено от него огромной параболической аркой сплошь из стекла и стали. Под ногами аккуратная тротуарная плитка. Рядом красные вагоны. Он никогда раньше не видел поездов, только на картинках, но сразу узнал – это поезд. Значит, на вокзал доставили.
Светло как днем. Мощные прожекторы безжалостно жгут электричество.
Вэвэшников вокруг было вдвое больше, чем тех, кого заталкивали в вагоны, на крышах которых торчали непонятного назначения стальные штыри – антенны, что ли? Кого-то отхаживали резиновыми дубинками за неповиновение, кто-то стоял, смиренно опустив лысую голову в ожидании своей очереди. Здоровенный пулемет на треноге. Киборги. Лающие команды…
Куда Иван попал?! Ему жутко тут не понравилось.
Его усадили на пластиковый табурет, на котором усидеть не представлялось возможным, потому что одна ножка из четырех была заметно короче. Он тут же попытался встать – на него рявкнули, пригрозили, что лишат вообще всех зубов и отобьют почки. Последнюю угрозу он расценил именно так, хотя дословно прозвучало: «Еще рыпнешься – и ссать кровью будешь». Значит, вэвэшники с рабочими все-таки общаются.
Ему вынесли приговор еще по пути сюда – десять лет с правом продления трудового договора.
Суды в Союзе быстрые. И союзники гордятся этим. Все на борьбу с волокитой и бюрократией!
Вихляющей походкой – а Тарсус еще критиковал Ивана за пародию на прекрасный пол – к нему приблизился некто с явно напомаженными губами и напудренным лицом, но с усиками и бородкой. В одной руке некто держал престранный дуршлаг с множеством серебристых цилиндров на выпуклой стороне, а во второй – подобие маркера, вдвое длиннее и толще обычного.
– Какие у нас замечательные волосики! – Напудренный говорил протяжно, забавно коверкая слова. – Уберем! Не надо! – И он возложил на голову Жукова свой «дуршлаг».
Заботясь о зубах и почках, Иван даже не пошевелился, хотя почувствовал лютый холод, будто его макушку сунули в морозильную камеру.
– Вот и чудно, вот и молодчинка! Люблю покладистых мальчиков!
«Дуршлаг» с легким чмоком отделился от черепа. Ощущение чрезмерной прохлады исчезло. Зато напудренный ткнул «маркером» сантиметров на пять выше левого виска осужденного. Кожу обожгло. Иван зашипел, но не пошевелился.
– Молодчинка! Обожаю! – Закончив истязать жертву, напудренный сунул «маркер» в карман, а взамен вытащил дамское зеркальце. Жуков, похоже, обречен смотреться в такие зеркала. – Гляди-ка на себя! Гляди, какой ты теперь красавчик!
Он смиренно – почки, зубы! – подчинился, моргнул. И сверзился с табурета.
Вэвэшники дружно заржали. Напудренный противно, будто стараясь походить на женщину, захихикал с придыханием.
Ладно еще разбитое сине-черное лицо, опухшее так, что едва видны глаза, но череп… На нем не осталось волос. Вообще. Ни клочка. Зато появилась зеленоватая неровная татуировка: «СЗ М АТ 01245 1201».
– Но они же отрастут, да? – Поднявшись, Иван провел ладонью по совершенно гладкой голове – ни единой ворсинки, ничто не цепляется. Он как-то экспериментировал с прической, выбривал виски – ощущение было другое.
Дружный хохот в ответ.
– Зачем это? В кудряшках заводятся кусачие насекомые, тебе не надо. Ни причесываться не надо, ни шампуня не надо. Никогда больше не надо. Ты теперь молодчинка!..
Каждое воскресенье Жуков молился в храме на первом этаже родного небоскреба. Молился истово, свято веря в то, что молитва укрепит его семью, его страну и добавит сил Председателю. Каждые шесть лет в стране случались выборы – потому что демократия, власть народа. Страна ведь так и называется – Союз Демократических Республик. Правда, Иван до сих пор не знает, что это за республики такие… Он помнил выборы. Все радостные, нарядные, с детьми. У девочек бантики, у мальчиков галстуки-бабочки. И все идут на участки. А там бюллетени и урны. И все голосуют, конечно, за Председателя и Героев Революции. И не потому, что других имен в бюллетенях нет, а потому что это разумно – отдать свой голос за тех, кто знает, как сделать всем лучше, кто ведет нас к светлому будущему…
Теперь у Ивана нет семьи.
Страна отказалась от него, назвала врагом.
Председатель объявил охоту на последнего в роду Жуковых.
И на выборы его никогда уже не пустят, даже если оправдают. Потому что он заклеймен.
