— Далеко?
— Нет, не больше пяти минут пешком. Я бы сказала… о, даже не
знаю… может быть, четверть мили.
— Прыг-скок в машину и там?
— Именно. Скажите мне, почему ее отравили? Или она просто
приняла слишком большую дозу снотворного?
— Нет, это отравление. Снотворное было в конфетах.
Эксперт-химик из отдела по расследованию убийств говорит, что отравитель не
пропустил ни одной. Они еще не сделали полного анализа.
Милдред Фолкнер подошла к решетке обогревателя в полу и
сказала:
— Присаживайтесь, а мне что-то холодно.
Мейсон опустился в кресло, наблюдая, как она стоит у решетки
и восходящий поток теплого воздуха шевелит ее юбку.
— Что случилось? — спросил он. — Вы простудились?
— Наверное, да. К тому же я сильно понервничала. Однако
оставим это, давайте выкладывайте. Что толку ходить вокруг да около? Я полагаю,
что новости скверные.
Он кивнул.
— Я боялась, что так и выйдет. Линк не из тех, кого легко
запугать.
— А почему вы решили, что новости плохие?
— Если бы все было хорошо, вы бы сказали мне об этом прямо с
порога. Как насчет того, чтобы выпить? Хотите?
— Буквально один глоток, — ответил Мейсон.
Она открыла небольшой бар на колесиках, достала бутылку
виски, лед и содовую.
— Славная это у вас вещица, — прокомментировал Мейсон,
одобрительно разглядывая бар.
— Да. По сути, это маленький электрический холодильник: он
сам делает лед и остужает содовую. Итак, что же сказал Линк? Он ведь еще не
продал акции Пивису, не так ли?
— Я не знаю.
— Он разве не сказал вам?
— Он не мог говорить.
— Не мог? Вы хотите сказать, он был пьян?
Она наливала виски, и ее рука немного дрожала, так что
горлышко бутылки позвякивало о край бокала. Мейсон подождал, пока она закончила
с виски и протянула руку к сифону с содовой.
— Линк, — произнес он, — был убит сегодня примерно около
полуночи.
Несколько мгновений казалось, что она не расслышала или не
поняла значения этих слов. Она продолжала тонкой струйкой наливать содовую из
сифона, потом вдруг вздрогнула, конвульсивно вжала рычаг, сильная струя ударила
в бока, и пена брызнула через край.
— Вы сказали… я верно расслышала? Умер?
— Убит.
— В полночь?
— Да.
— Кто… кто это сделал?
— Никто не знает. Ему выстрелили в спину из револьвера
тридцать второго калибра.
Она поставила сифон на столик и принесла ему его виски.
— Каково же в таком случае мое положение?
— Оно может оказаться весьма опасным.
— В полночь, вы говорите?
— Да.
— Ну, как бы то ни было, у меня есть алиби, — сказала она с
нервным смешком.
— Что за алиби? — сухо спросил Мейсон.
— Вы серьезно?
— А вы нет?
— Нет.
— Что ж, тогда давайте говорить серьезно. Где вы были?
— Так ведь я же была… Господи, какой абсурд! Ничто так не
осложнило бы моих дел, как то, что с ним могло что-то случиться, прежде чем я…
то есть мы… заберем у него сертификат моей сестры.
Она остановилась перед баром и достала из него бутылку
коньяка.
— В качестве угощения для гостей виски подходит вполне, —
сказала она, — но меня знобит, и все это такой удар для меня. Выпью-ка я,
пожалуй, глоток коньяка. Хотите присоединиться?
— Нет, — отказался Мейсон. — К тому же, я думаю, вы не
будете пить никакого коньяка.
Она уже приготовилась налить себе рюмку, но, услышав его
слова, круто повернулась и в упор посмотрела на него.
— Думаете, что я не буду пить?
— Именно.
— Почему, позвольте спросить?
— Потому, что если вы сейчас выпьете коньяка, да еще после
виски, минут через двадцать или полчаса вам будет уже затруднительно трезво
оценить ситуацию. Вы решите, что вам удастся выйти сухой из воды, но это у вас
никак не получится.
— Боже, да о чем вы тут толкуете?
— Где, — спросил Мейсон, — ваша шуба, та, в которой вы были
у меня в конторе?
— В шкафу, конечно, где же ей еще быть?
— Там, в прихожей?
— Да.
Мейсон поставил свой бокал, поднялся с кресла и прошел к
двери в холл, на которую она указала. Он открыл дверцу гардероба и снял с
вешалки плечики с шубой.
Она вдруг бросилась к нему, выкрикивая:
— Нет, нет! Повесьте на место! Вы не имеете…
Мейсон опустил руку в правый карман шубы и извлек оттуда
револьвер тридцать второго калибра.
— Когда вы вошли ко мне в кабинет, я сразу заметил, что в
кармане у вас есть что-то тяжелое.
Она стояла молча, не двигаясь, как будто его открытие
парализовало ее.
Мейсон откинул барабан и увидел, что был сделан один
выстрел. Он понюхал ствол, вернул барабан на место, повесил шубу в шкаф,
тщательно прикрыл дверцу, вернулся к своему креслу и сел. Револьвер он положил
на квадратный столик рядом с креслом, взял бокал, посмотрел на Милдред Фолкнер
и произнес:
— Вот так-то.
Она прошла туда, где оставила свой бокал с виски и содовой,
не отрывая при этом от него настороженного взгляда. Взяв бокал, она шагнула к
решетке обогревателя.
— Могу я… Могу я это выпить?
— Конечно, — ответил Мейсон. — Пейте смело. Это пойдет вам
на пользу. Только не переусердствуйте.
Она осушила сразу добрую половину бокала и стояла,
по-прежнему не сводя с него широко открытых испуганных глаз.
— Сегодня и в самом деле довольно холодно для этого времени
года, — заговорил Мейсон. — Я заметил, что, когда дни стоят теплые и сухие, с
пустыни, как правило, дует ветер, и ночью воздух быстро остывает. Хотя ваша
шуба должна была бы согреть вас.
— Я ужасно з-з-замерзла. Меня и сейчас бьет нервный оз-з-зноб.
— Виски поможет вам успокоиться и согреться, — равнодушно
обронил Мейсон. — Как давно у вас этот револьвер?
